Достаю телефон, экран ярко вспыхивает в темноте, и снова набираю номер Максима. Звук гудков кажется особенно громким в тишине переулка. Раз… два… три…

— Пожалуйста, возьми трубку, — шепчу я в пустоту, и мой голос дрожит так, что я сама его не узнаю. — Максим, пожалуйста…

Но телефон молчит. И в этом молчании есть что-то зловещее, неправильное.

А что если что-то случилось? Что если он лежит где-то без сознания после аварии? Что если у него сердечный приступ? Или его ограбили? В голове проносятся жуткие сценарии, один страшнее другого, и я чувствую, как меня начинает трясти.

Иду дальше, стараясь не думать о плохом. Может быть, у него просто села батарея. Может быть, он заснул после тяжелого дня. Может быть, срочная встреча, которую нельзя прерывать. Да, точно, встреча с инвесторами! Он же говорил, что это очень важно.

Но тревога не отпускает. Она сидит внутри, как голодный зверь, и грызет меня изнутри.

Выхожу из переулка и попадаю в лабиринт дворов между старыми пятиэтажками. Здесь еще темнее и страшнее. Дома стоят вплотную друг к другу, образуя узкие проходы, где эхо отражается от стен. Асфальт потрескался и местами провалился, образуя настоящие ямы, полные грязной воды. Я осторожно обхожу их, стараясь не замочить ноги.

Во дворах стоят старые машины, некоторые явно брошенные, с разбитыми стеклами и спущенными колесами. Детские площадки выглядят заброшенными: качели скрипят на ветру, хотя на них никто не качается, горки покрыты ржавчиной. Урны переполнены мусором, который разносит ветер по всему двору.

Из подъездов доносятся приглушенные звуки — где-то играет громкая музыка, где-то кричат пьяные голоса, где-то плачет ребенок. Но эти звуки не утешают, а наоборот, добавляют тревоги. Они напоминают о том, что здесь живут совсем другие люди, не такие, как в нашем районе. Здесь другие правила, другая жизнь.

Я ускоряю шаг, хочу поскорее выбраться из этого лабиринта. Живот тянет неприятно, но я стараюсь не обращать внимания. Главное, дойти до дома, до безопасности, до тепла.

И тут я слышу шаги за спиной.

Сначала думаю, что мне кажется. Просто эхо моих собственных шагов отражается от стен. Но нет — это точно чужие шаги. Размеренные, тяжелые, мужские. Кто-то идет за мной.

Сердце подскакивает к горлу. Я стараюсь идти как ни в чем не бывало, но инстинктивно напрягаюсь. Может быть, это просто случайный прохожий, который тоже спешит домой? Может быть, он даже не обращает на меня внимания?

Но шаги не отстают. Они звучат все четче в тишине двора: шлеп-шлеп-шлеп по мокрому асфальту. И в этом звуке есть что-то целенаправленное, настойчивое.

Останавливаюсь возле фонаря, делая вид, что завязываю шнурок на ботинке. На самом деле хочу оглянуться, но боюсь. А вдруг там действительно кто-то есть? А вдруг я привлеку его внимание?

Шаги тоже останавливаются.

Мурашки бегут по коже. Это уже не может быть случайностью. Кто-то определенно следит за мной.

Встаю и иду дальше, стараясь сохранить спокойствие. Может быть, мне все-таки кажется? Может быть, это паранойя беременных? Я же читала, что во время беременности женщины становятся более тревожными, мнительными.

Но шаги возобновляются. И теперь они звучат ближе.

Шлеп-шлеп-шлеп.

Я ускоряю шаг, и шаги за спиной тоже ускоряются. Теперь уже нет никаких сомнений — за мной кто-то идет. Намеренно. Целенаправленно.

Паника начинает заполнять мою голову, как горячая вода. Мысли путаются, в ушах шумит кровь. Что делать? Бежать? Но я беременна, далеко не убегу. Кричать? Но кто услышит в этих дворах? И поможет ли кто-нибудь?

Достаю телефон дрожащими руками и снова набираю номер Максима.

— Пожалуйста, — шепчу я в трубку, пока идут гудки. — Пожалуйста, Максим, возьми трубку. Мне страшно. Мне очень страшно.

Голос дрожит так сильно, что я едва узнаю его. Это мой голос? Такой тонкий, жалкий, полный ужаса?

Гудки обрываются. Автоответчик.

— Максим! — уже громче говорю я. — Максим, перезвони мне! За мной кто-то идет! Я боюсь!

Оборачиваюсь, не выдержав напряжения.

Переулок кажется пустым. Тусклый свет фонаря освещает только мокрый асфальт и стены домов. Никого не видно.

Может быть, мне действительно показалось? Может быть, это была игра теней и звуков?

Но не успеваю я почувствовать облегчение, как шаги раздаются снова. Теперь еще ближе. И я точно знаю, что это не галлюцинация.

Иду быстрее, почти бегу. Сердце колотится с такой силой, что кажется, вот-вот выскочит из груди. Каждый удар отдается болью в висках, в шее, в руках. Дыхание сбивается, я хватаю ртом воздух, но его словно не хватает.

Живот тянет все сильнее, и я чувствую странную тяжесть внизу. Ребенок… Только бы с ребенком все было в порядке. Я не должна так нервничать, это вредно для малыша. Но как успокоиться, когда за тобой кто-то идет в темном переулке?

Шаги за спиной ускоряются, подстраиваясь под мой ритм. Шлеп-шлеп-шлеп, все быстрее и быстрее. И теперь я слышу дыхание — тяжелое, сиплое, мужское.

Он совсем близко.

Пытаюсь бежать, но ноги не слушаются. Беременность делает меня неуклюжей, медленной. К тому же в этих ботинках на скользком асфальте легко упасть. А упасть сейчас — значит…

Не хочу даже думать об этом.

Снова хватаю телефон. Пальцы дрожат так сильно, что едва попадаю по цифрам. Набираю службу экстренного реагирования, но тут же сбрасываю. Что я им скажу? Что за мной кто-то идет? Что у меня нет доказательств, кроме звука шагов?

— Пожалуйста, — шепчу я в пустоту, и слезы застилают глаза. — Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне…

И в этот момент меня грубо хватают за плечо.

Глава 4

Рука — большая, сильная, в грубой перчатке — впивается в мое плечо так, что я чувствую пальцы даже через толстую куртку. Меня разворачивает к мужчине, и я вижу его лицо в тусклом свете фонаря.

Он среднего роста, крепкого телосложения, лет сорока. Лицо грубое, небритое, с маленькими злыми глазками. На нем темная куртка, спортивные штаны, кроссовки. Обычная внешность, такого встретишь на любой улице, но в его взгляде есть что-то хищное, опасное.

— А ну-ка, красавица, — говорит он, и голос у него неприятный, хриплый, прокуренный. — Давай сюда сумочку. И телефон тоже давай.

Я стою как парализованная. Ноги не слушаются,