Но Даниил Романович лишь спокойно продолжает:

— Не переживай. Законные основания для ускорения есть. Поможем.

Ловлю вторую волну шока. Мне помогают. Они реально помогут мне улететь.

Значит, я успею. Успею добраться. Успею сказать ей то, что должен был сказать еще тогда, на льду, когда нес ее на руках.

— Спасибо, — довольно выдыхаю я. — Реально, спасибо.

— Не за что. Ты талант, Ярослав.

Даниил Романович открывает папку, перелистывает пару страниц, находит нужные и пододвигает их ближе ко мне.

— А теперь детали. Как я уже сказал, клубов два. Первый — московский, «Столичная Звезда». Второй — питерский, «Северный Форт».

Оба названия звучат так, будто там играют мужики, которые с утра сталь пережевывают и соль без запивки едят.

— Столичная Звезда, — бормочу я. — Это же топовая команда.

— Не топовая, — поправляет Даниил Романович, — а стабильная. И Сильная. У них упор на скорость, силовой хоккей и агрессию на льду. Твой стиль подходящий. Плюс, они готовы дать тебе место во втором звене сразу же, не придется ждать годами.

У меня перехватывает дыхание.

Второе звено.

Сразу!!!

— Финансовые условия хорошие, — продолжает он. — И самое главное, тренер там любит молодых, если они пашут. А ты пашешь.

Я киваю. Ну да, пашу. И буду пахать, пока ноги не откажут.

— А «Северный Форт»? — спрашиваю я и прокашливаюсь, в горле что-то пересыхает.

Даниил Романович чуть улыбается.

— Питер. Красивая организация, сильная школа. У них более комбинированная игра. Больше тактики, больше системности. Холодный расчет. Играют умно.

Звучит по-своему круто. Но и жестко.

— Они готовы принять тебя как игрока перспективного, — продолжает он. — Ты начнешь в третьем звене, но с возможностью быстро подняться, если докажешь свой профессионализм. Там тренер требует дисциплины. Ошибка — сядешь в запасные, заработал — полетишь вверх.

Я в полном раздрае. Два клуба. Оба мощные, но оба разные.

— Преимущества есть у каждого, — подытоживает Даниил Романович. — Тебе надо выбрать, какой хоккей тебе ближе и где ты будешь расти.

О-хре-неть! Я реально могу выбрать?

Не проситься, не ждать подачек, а меня выбирают. Меня, черт возьми. Это капец как приятно.

— У меня есть время подумать?

Он смотрит на меня спокойно, но в глазах читается: парень, ты даже не представляешь, какой шанс тебе упал.

— Есть, — говорит он с улыбкой. — Неделя. А ровно через семь дней я жду твой ответ.

— Хорошо, — киваю я. — Я все обдумаю.

Он поднимается, поправляет лацкан пиджака.

— Надеюсь, ты примешь для себя верное решение.

— Играть я буду в любом случае, — отвечаю четко. — Головой, ногами, руками, всем.

Даниил Романович слегка наклоняет голову.

— Вот этого я и жду.

Мы пожимаем руки. Василич сияет, как новая монета, и уходит провожать Даниила Романовича.

В кабинете становится тихо.

А мне кажется, что стены вокруг меня пляшут от возможностей, которые прямо сейчас на меня свалились.

И от того, что если я не успею в Канаду, то я могу потерять единственное, что в этой жизни хочу не меньше, чем хоккей.

ГЛАВА 44

Полина

Комиссия сидит полукругом, лица такие серьезные, будто они решают не мою судьбу, а вопрос мирового масштаба. Папки, бумаги, ноутбуки, усталые глаза.

Я стараюсь сидеть ровно, ладони все равно дрожат. Пальцы холодные, внутри все сжалось в тугой узел.

Тони сидит рядом и кладет ладонь мне на колено. Его поддержка, которую я обычно принимала легко, но сейчас она только напоминает, как быстро у меня пересохло в горле.

Комиссия задает вопросы: учет тренировок, график нагрузок, питание, список препаратов. Я отвечаю. Снова и снова. Я пытаюсь говорить четко, стараюсь все понятно объяснить.

Одна из женщин кивает и делает пометки. Мужчина смотрит на меня слишком уж внимательно, будто пытается прочитать ложь по мимике.

Мне хочется заорать: я не вру!!!

Но я держусь.

Тони пару раз вмешивается, корректирует формулировки, дополняет ответы за меня. Комиссия объявляет небольшой перерыв на десять минут.

Я выдыхаю и выбираюсь из-за стола, Тони тоже встает и говорит:

— Держишься отлично. Осталось чуть-чуть.

Я киваю и выхожу в коридор. Здесь так тихо, что я слышу собственные шаги. Подхожу к автомату с кофе, пальцы все еще дрожат, и я едва попадаю по нужной кнопке. Хочу горячего, сладкого, любого напитка, который хоть чуть-чуть снимет мое напряжение.

Стакан начинает наполняться, и тут я чувствую…

Не вижу, а чувствую, как воздух рядом становится тяжелее. Кто-то останавливается недалеко от меня. Я поворачиваю голову и застываю.

— Ярослав?

Анисимов стоит у стены в черном бомбере, волосы растрепаны, взгляд такой, будто он прошел полмира пешком. Руки держит в карманах, плечи напряжены.

И его глаза прожигают меня насквозь.

— Что ты тут делаешь? — я быстро моргаю, но он не глюк.

Он делает уверенный шаг вперед. И все, что я успеваю заметить, как у него вздымается грудь от тяжелого вдоха.

— Полина, — хрипло произносит он, — я прилетел за тобой.

Мир вокруг перестает существовать.

Тони, комиссия, допинг…

Остается только Анисимов и этот коридор. И ощущение, что меня снова куда-то тянет. Туда, где больно, но так по-настоящему хорошо.

Я смотрю на этого наглого и самоуверенного Анисимова и вспоминаю слова ребят.

— Улетай, — строго произношу я, — я все знаю.

Он делает шаг ближе.

— Что именно ты «знаешь»?

— Папа тебя попросил, — выпаливаю я обиженно. — Попросил присматривать за мной. Подружиться, отвлечь, чтоб я не улетела. И ты согласился. Поэтому улетай, Анисимов. Мне не нужны подачки.

Ярослав на секунду замирает, а потом его глаза темнеют. Он подходит так близко, что мне приходится отступить вплотную к стене. Воздух между нами исчезает.

Я чувствую его дыхание на своей щеке, затем на губах. У меня сердце начинает биться так громко, будто его слышно на весь коридор.

— Да, — говорит он спокойно, — попросил.

Я поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его, но он ловит мое запястье мягко и аккуратно.

— Но ты, кажется, не поняла главного.

Он наклоняется так близко, что я вижу маленькую родинку у него под правым глазом. И у меня внутри все срывается в свободное падение.

— Я согласился не потому, что получил приказ от тренера, — медленно произносит он. — А потому что хотел быть рядом с тобой.

Мои губы дрожат. Я ненавижу, как сильно эти слова меня задевают.

Он обхватывает мое лицо своими теплыми ладонями.

— Полина, — он смотрит мне в глаза, — прошу, поверь мне.

Я делаю вдох, но воздуха не хватает.

— Ты мне безумно нравишься, — он говорит это честно. — Возможно, я люблю тебя.

Мое сердце делает кульбит.

— Это чувство мне не знакомо, —