Мне не хочется вспоминать то время, но память автоматически переносит меня на семнадцать лет назад. Едкий запах корвалола в доме, от которого дико кружилась голова. Побелевшее до неестественного оттенка лицо матери. Истошные крики «Как ты могла?» и причитания, что скажут люди. Спешные сборы и переезд. Сложные отношения с новыми одноклассниками. Желание как можно скорее получить аттестат и уехать далеко-далеко. Ведь ад был не только в школе, но и дома. Мама превратилась в параноика и стала контролировать каждый мой шаг.

Но вишенкой на торте был отказ сестры от новорожденного малыша. Инга подписала бумаги и исчезла прямо из роддома.

Два года она не давала о себе знать.

Два года, на протяжении которых мы с родителями старались стать для малыша семьёй.

Пятнадцатилетняя я училась правильно пеленать и разводить смесь. Часами катать по двору коляску, ведь спать дома в кроватке Илюша отказывался. Полночи носить на руках, когда резались первые зубки.

А потом, ровно на второй день рождения Илюши, сестра явилась. Сказала, что нашла мужчину, выходит замуж и забирает ребёнка.

Родители не стали спорить, вернулись в Москву. Инга запоздало принялась познавать прелести материнства. А я поступила в университет, познакомилась с Игорем и вскоре тоже стала мамой.

— Где она сейчас?

— Инга? Живёт в Калининграде. Вроде бы счастлива. Родила ещё одного мальчика. Она не поддерживает с нами связь.

Как я пропустила момент, что в руках у меня оказался стаканчик с ароматным латте, а сама я на коленях у Аверина?

— Спасибо за разбитый нос Родионова, — шепчу, прижимаясь к колючей мужской щеке. На коже тут же ощущается покалывание, но это именно то, что мне сейчас нужно. Я как кошка, которая нуждается в человеческой ласке, довольно трусь и едва не мурлычу от удовольствия. Внутри разливается что-то теплое-теплое. Это и спокойствие, и умиротворение, и чувство защищённости.

Мне остаётся лишь догадываться, о чём хотел поговорить Костя. Но то, что он заступился за меня, громче любых слов. Мой бывший муж никогда бы не рискнул пускать в ход кулаки. Он выбежал бы за охраной или пытался урегулировать конфликт словесно. Возможно, даже извинился бы сам.

— Мало дал, — вздыхает Костя.

Отрицательно мотаю головой. Меня топит необъяснимым чувством. Накрывает с головой чем-то таким трепетным. Это мало похоже на благодарность. Скорее на восхищение.

Сама ловлю его губы. Сама целую.

Жадно хватаю ртом воздух, когда Костя незамедлительно отвечает. Толкается языком и будто душу вытягивает через поцелуй.

— Я снял нам номер, — кивает на стеклянный небоскрёб. — Если хочешь, мы можем подняться?

Голос вкрадчивый и осторожный, а предложение весьма недетское и заманчивое.

Хочу! Хочу-хочу! Во всё горло вопит часть меня, которая уже успела распробовать все прелести близости с Константином Авериным.

Но другая половина, которая знает, как больно потом может быть, командует сказать другое.

— Предусмотрительно. Чтобы случайно не наткнуться на очередную незваную гостью?

— Что? Ксюш, нет!

— Чья очередь на этот раз баррикадировать твою дверь? Рыжей или брюнетки?

Костя тяжело вздыхает, намекая, что хватит болтать ерунду. Но я не унимаюсь.

— Ты случайно не музыкальный продюсер?

— Чего?

— Нет, ну а что? Тогда стало бы понятно, почему вокруг тебя столько девушек. Собираешь новый состав группы «ВиаГра».

— Ксюш, я … — Костя собирается что-то сказать, но резко замолкает.

Действительно, что тут скажешь? Бессмысленно отрицать наличие всех его подружек. Как и мне бессмысленно отрицать, что я жутко ревную Аверина к ним. Ещё немного и сама превращусь в такую же сталкершу.

— Зачем ты позвал меня на ужин, Кот? — развернувшись, я вопросительно смотрю на Костю.

Этот вопрос самый безобидный. Ведь на деле мне хочется спросить другое.

Зачем позволяешь думать, что между нами нечто большее, чем физическое влечение?

Или ты ничего не делаешь? И это извечная женская проблема — придумать то, чего нет? Женская суперспособность: выдавать желаемое за действительное.

— А сама как думаешь?

Да как тут думать, когда Костя начинает поглаживать мои колени? Так нежно, но вместе с тем уверенно. Рисуя пальцами какие-то узоры, медленно ведёт рукой вверх. Прорывая оборону, переходит на внутреннюю поверхность бедра. Поднимаясь выше и выше. Сантиметр за сантиметром, подчиняя моё тело себе.

А оно и радо стараться. Откликается мурашками и требовательной пульсацией.

Кажется, я начинаю искрить. Ещё пара умелых движений и вспыхну.

Конечно, Костя это видит. Видит и мастерски пользуется. Ведь сейчас он не Кот, а наглый котяра, который знает чего хочет и намерен получить это любой ценой.

— Прости, — прерываю его, когда мой телефон неожиданно оживает.

Это может быть Ник, поэтому я спешно тянусь к сумочке. И торможу, увидев на экране имя бывшего мужа.

Последний раз он звонил как раз после нашего отъезда в Москву. И нет, не ради того, чтобы узнать, как добрались или как Никита. А уточнить, где я оставила ключи от его квартиры.

Поэтому теряюсь в догадках, что он спросит сейчас? В одиннадцатом часу ночи. Спустя месяц с нашего последнего разговора.

— Ксюша, а скажи мне, где сейчас наш сын? — вместо приветствия в динамике раздаётся раздраженный голос Игоря. Удивительно, но я уже успела забыть его манеру общения. Будто ты обязан ему по гроб жизни. — И почему он просит встретить его в шесть тридцать утра на вокзале?

Глава 33

Внутри всё холодеет. И вовсе не от недовольного тона бывшего мужа. И не от его дальнейших угроз забрать Ника себе. Всё это пустые слова, не имеющие ничего общего с действительностью. Он в жизни и дня с ним не проводил.

Я цепенею от страха за сына. Вот что реально. Он сейчас один. Ночью. В не просто малознакомом городе, а городе миллионнике, в котором ежечасно случаются какие-нибудь происшествия. ДТП, кражи, мошенничества. Это самое безобидное, что приходит на ум.

Не помню, что я отвечаю Игорю и как заканчиваю разговор. Кажется, просто сбрасываю вызов где-то на середине его гневной тирады.

Резко подскакиваю на ноги и судорожно набираю номер Никиты. Аппарат абонента выключен. Чёрт.

Разве он мог купить себе билет? Теоретически да. Деньги у него есть. А навигатор и Интернет дарят полную свободу действий.

Почему моё материнское сердце не почувствовало неладное, когда я собиралась на ужин? Почему я не обратила внимание, что Ник был как-то особенно молчалив сегодня? Почему не предала значение, что за дверью в его спальне стоял полусобранный рюкзак? Почему все эти важные "мелочи" вспоминаются только сейчас?

— На