Мы оба одновременно усмехнулись. Нервно, но уже как-то по-нашему.

Она вышла из переговорки первой с папкой, ноутбуком, своим упрямством. Я задержался, собирая бумаги.

Выходя в коридор, я заметил её у стеклянной стены, ведущей в зал. Она стояла, смотрела, как кто-то тянет штангу.

Она думала, что я не замечаю. Но отражение в стекле выдало всё: чуть прикушенная губа, тёплые глаза, быстрый вдох, когда я подошёл ближе.

— За работу, Блинова, — сказал я привычным тоном, не останавливаясь рядом.

— Есть, — ответила она.

Голос был ровный, но в отражении я увидел, как она проводила меня взглядом. Долго. И уже не так, как в первый день с колбасой.

Глава 12

Соня

В офисе давно стемнело. Мониторы светятся как маленькие аквариумы, в которых плавают цифры и усталость. Коллеги уже разъехались, принтер молчит, даже Таня не шуршит под столом — она первая сбежала, как только налоговая ушла.

Я одна. Я и оборотно-сальдовая.

Закрываю последний файл, чувствую, как глаза песком посыпало. День был тяжёлый: проверка, HR с её «кадровыми решениями», звонок владельца… и Кирилл, который внезапно сказал: «Ответственность на мне. Блинова остаётся».

Это «остаётся» до сих пор стоит где-то между лёгкими. Как будто меня провели по краю пропасти, показали низ и оттащили обратно.

Я выключаю компьютер, собираю вещи и понимаю, что не хочу сразу уходить. Внутри слишком много невыговоренного. И, да, если честно хочется увидеть его. Просто убедиться, что он настоящий, а не плод моей фантазии, которая решила нарисовать себе идеального начальника-защитника.

Захожу в зал за водой. Там почти пусто: уже поздний вечер, крайние тренирующиеся добивают свои подходы. Свет приглушённый, музыка тише, чем днём. Дорожки мигают цифрами.

Кирилл стоит у стойки у тренерской, просматривает какие-то листы. В спортивной футболке, без пиджака. Плечи расслаблены, но в лице всё та же концентрация.

Он поднимает глаза. Замечает меня сразу.

— Поздно, Блинова, — говорит. — Бухгалтерия спать не хочет?

— Бухгалтерия сначала чуть не лишилась работы, а потом спасала свою жопу корректировками, — вздыхаю. — Сейчас бухгалтерия хочет выкинуть мозг на помойку и съесть свой секретный эклер.

Задерживаюсь. Добавляю:

— Но сначала воды.

Иду к кулеру. Чувствую его взгляд в спину. Наливаю воду, пью, и тишина вокруг вдруг становится странно громкой.

— Как ты? — спрашивает он.

Я качаю бутылкой.

— Чуть менее дырявая, чем полчаса назад, — отвечаю. — Спасибо, что не сдали меня в расход.

— Я не благотворительная организация, — усмехается. — Я просто знаю цену хорошему специалисту и цену системным косякам.

— Это вы сейчас мне говорите или себе? — приподнимаю бровь.

Он улыбается краешком рта. Кивает в сторону дорожек:

— Пять минут лёгкой ходьбы? Разгрузить голову. Сильно напрягать не буду, обещаю.

Я смотрю на дорожку и хочу сказать «отстаньте, я уже морально устала», но вдруг понимаю: мысль пройтись не кажется адом. Впервые.

— Ладно, — сдаюсь. — Но если вы нарушите договор и добавите мне чего-то, я официально отзову записку с батончиками.

— Записка без подписи, — напоминает он.

— Вы же всё равно по камерам посмотрели, — фыркаю. — Знаю я вас.

Он не отнекивается.

— Посмотрел, — спокойно подтверждает. — Ты ужасная шпионка, если что.

Идёт рядом с дорожкой, пока я встаю. Нажимает кнопку питания, выставляет минимальную скорость.

— Пешком немного. Сердце в комфортной зоне, — произносит.

— С моей головой вряд ли будет зона комфортной, — бурчу, но начинаю шагать.

Дорожка тихо гудит, экран показывает смешные цифры: 4,5 км/ч, пульс начинает подниматься. Зал пустеет: последняя пара уходит, тренер гасит свет в дальнем углу. Остаёмся мы, дорожки и дежурный администратор где-то на ресепшене.

Кирилл встаёт на соседнюю дорожку. Тоже включает на минималку. Идём параллельными треками, как два поезда, которые пока не решили столкнутся или будут просто ехать рядом.

Пару минут молчим. Я считаю шаги, слушаю собственное дыхание. И его. На экране рядом мигает его пульс: 72. У меня: 96. Нормально.

— Почему вы так сделали? — спрашиваю. — С налоговой. Не HR-версию, а человеческую.

Он смотрит вперёд, на пустой зал.

— Потому что я ненавижу, когда людей выбрасывают ради удобства, — отвечает.

— Но это был мой косяк, — не сдаюсь.

Мне почему-то важно, чтобы он не думал, что я сама себя считаю невинной овечкой.

— Да, — кивает. — Технический, но системный был не в тебе. Я видел, сколько на тебя вешали, как мы запускали Ярославль, как ты сидела до ночи. Система была рада пользоваться твоей выносливостью. А потом очень быстро была готова слить. Вот это то, против чего я пошёл.

— Знаете, что самое забавное? — говорю наконец. — Я всю жизнь думала, что я… ну… лишняя во всех этих «идеальных мирах». В школе с очками и книжками среди блестящих девочек-красавиц. В универе с подработкой и съёмной комнатой, пока другие летали в Турцию. На прошлой работе с цифрами и ночными авралами, пока начальство бухало на корпоративах. Я была той, кто «держит», но не той, кому место в первых рядах.

Он молчит, слушает.

— И тут я прихожу к вам, — продолжаю. — В ваш стеклянный, глянцевый, идеальный фитнес-мир, где все подтянутые, красивые, знают, сколько у них процентов жира и куда они завтра летят. И думаю: ну всё, Соня, здесь тебя точно только потерпят. В лучшем случае. Максимум не выгонят.

Вздыхаю, смотрю на свои кеды.

— Я не создана для вашего идеального мира, Кирилл. Правда. Я человек, который зажирает стресс, ругается на отчёты, ошибается. В моей вселенной всё шумно, криво и хаотично.

Улыбаюсь криво:

— А у вас всё ровно, дисциплина, гантели и эмоции по графику. Ваша броня бы у меня с первого дня треснула.

Он какое-то время идёт молча. Потом говорит:

— Ты правда думаешь, что у меня всё ровно?

— Снаружи да, — пожимаю плечами. — Я вижу мужчину, который контролирует всё: зал, людей, свой пульс, свои реакции. И даже когда у него в голове пожар, максимум, что выдаёт лицо, — чуть более жёсткую линию челюсти.

Он усмехается. Смотрит на свой экран, где мигает пульс: 78.

— Хороший комплимент, — тихо. — Но ты вчера слышала, как это «ровно» строилось.

Мы оба знаем, о чём он.

— Я построил себе идеальный мир только потому, что прежний развалился, —