Я опустился на локти, а затем на спину.

На синем небе раскинулось бесчисленное множество звёзд. Помигивающих ярких огоньков, которым совершенно без разницы, на какой машине ты катаешься и с кем спишь. У них свой цикл – от яркой вспышки до сгорающего шлейфа – в котором есть только миг, и он конечен. Вот ты уже не блестишь и не сверкаешь, а разносишься пылью по бескрайнему космосу. Тогда не всё ли равно, как прожить жизнь? Богатым или бедным? С 8 кубиками пресса или заплывшим жиром? С красавицей женой или в одиночестве?

Я провёл ладошкой по шершавому дереву и замер, затем провёл ещё раз, сосредоточив всё своё внимание в этом простом бесцельном движении. Чувствуя, как кожа теплеет, ощущая все шероховатости и неровности, я вдруг ощутил, как дыра во мне стала затягиваться. По чуть-чуть, не спеша. А когда поверил в себя, посчитав, что понял этот мир, так дыра снова разошлась. Или стала ещё больше? Не разобрать.

Я присел.

По реке проплыла коряга. Подул ветер, и что-то лёгкое ударилось мне в спину. Я повернулся и нащупал скомканную бумажку, развернув которую я обнаружил флаер.

Подсветил фонариком. На нём была единственная надпись – «Скоро на экранах». Ерунда какая-то. Скомкав брошюрку, я зажал клочок бумаги между пальцев и запульнул в воду.

Бумажка, беззаботно размокая и разворачиваясь, поплыла вниз по течению вслед за корягой, уточками и моими мыслями о смысле жизни.

А поскольку смысла я никакого не обнаружил, то единственным выходом было одно…

Глава 32

Единственный выход? Закончить всё, но не так красиво, как поступают самоубийцы, нет.

Я вспомнил, как в детстве, играя в SEGA, мог часами, прилипнув к экрану, проходить уровень за уровнем, а потом БАЦ – выключат свет или кто-то из домашних пройдёт, случайно задев провод. Вот ора-то было. А что делать? Начинаешь сначала.

Алая полоска рассвета осторожно прогоняла прочь ночной сумрак. Всё ещё холодно, изо рта идёт пар. Я растёр продрогшие ладони, застегнул до самого горла куртку и, собравшись с мыслями, встал.

Ох, если бы сейчас выбило пробки, и утром беззаботно я вернулся к своей прежней жизни.

Я, медленно поскрипывая деревянным настилом, зашагал к машине.

Не идеальной, но такой понятно и родной, что ли… Жизни, в которой убегать от самого себя не нужно, себя нужно отыскать через безмолвие, тишину и созерцание.

Утром даже воздух пахнет иначе. Я глубоко вдохнул и сел в холодный салон. Запустил мотор и подождал, пока машина прогреется.

Уехать бы в закат, чтобы никто никогда не нашёл, а когда спохватятся, то привыкнут без меня жить. Жили же как-то раньше?

Я тронулся в сторону центра. Дороги пустые, асфальт влажный, блестит. Зевнув, я протёр глаза, опустил козырёк и, стоя на светофоре, взглянул в зеркальце. Мешки под глазами, лицо бледное, белки глаз отдают желтизной. Трогаюсь. Надо бы перекусить.

Нет, а что, если правда уехать? Я сжал руль сильнее. Найдут… как пить дать найдут.

Перед глазами всплыл компромат из сейфа. Нет, такие люди спуска не дадут. А раз присосавшись, не выпустят, пока не высосут досуха.

Перестраиваюсь. На перекрёстке я сделал крутой поворот и поехал по Красному проспекту. Я знал единственную кофейню, которая работает с самого утра. Живот заурчал.

Машины потихоньку стали стекаться в центр, и, разглядывая непроснувшиеся лица водителей, я подумал… А как бы поступили они, если бы им дали возможность прожить чужую жизнь? Всю жизнь живёшь с ощущением, что у соседа трава зеленее, а когда становишься этим самым соседом, то обнаруживаешь, что газон-то не идеален. То тут, то там вытоптаны участки, а посередине лежит здоровенная куча, оставленная милым пёсиком.

Паркуюсь.

Через витражные окна вижу потягивающегося сотрудника кофейни. Зевает. Захожу.

– Добрый день. Ой… доброе утро. – сбивчиво поприветствовал меня бариста.

– Доброе.

Заказал два тоста с авокадо и большую кружку чёрного кофе. Сажусь ближе к окну.

Люди высыпаются на улицу, как сахар из сахарницы. Большая часть спускается в подземку. Хмурые лица.

А что, если все мы на самом деле живём чужую жизнь? С рождения нам выдали тело в аренду, отмерили срок и, дав по жопе, выпустили в этот суровый взрослый мир? Когда арендное время подойдёт к концу, с нас спросят по полной программе. Наивно считать, что, если ты чем-то пользуешься в долгосрок, с тебя не спросят оплату. А чем платить? Не уверен, что на том свете принимают Мастеркард.

Принесли кофе. Пахнет потрясающе. Делаю глоток. Горячо, обжёг язык.

Беру со стола стакан и, набрав в рот воды, замираю.

В мою сторону идёт…

Глава 33

Волосы Энтони лохматились и развевались на ветру. Одетый в спортивный однотонный белый костюм он шёл в мою сторону, уткнувшись в телефон. Зевает, поправляет книгу, зажатую под мышкой, скрывается за стеной и через несколько секунд входит в кофейню. Подходит к кассе. Мой партнёр решительно меня не замечает, и только когда расплачивается за свою кашу и кофе, повернувшись, видит меня. Немного смутившись, улыбается.

– А ты тут какими судьбами? – идёт в мою сторону.

– Да мимо проезжал. – отвечаю я и отвожу взгляд.

Энтони садится и кладёт книгу на край стола. Буквы перевёрнуты, но по знакомой обложке я узнаю собрание сочинений Маяковского. Меня передёргивает.

– Что, не нравится книга?

Официант приходит вовремя, спасая меня заказанными тостами.

– О, отличный выбор. Я, правда, уже переел их.

Кусаю. Авокадо расползается и вываливается на тарелку.

– Раз ты здесь, то сразу поедем отмечать.

Я, жуя, вскидываю брови.

– Ну а чего растележиваться? Быстрее отметим – быстрее к сути перейдём. К тому же я специального гостя пригласил…

Я прикусываю язык и, морщась, откладываю тост подальше. Вот подлец, делает вид, что всё хорошо!

Приносят кашу, и мы ненадолго ловим тишину.

«Ненадолго» закончилось, когда Энтони смёл кашу и, вытерев уголки губ, сказал:

– Ты успел подумать над моим предложением?

Отстраняюсь от стола, скрипнув стулом.

– Да, вернёмся к этому разговору после праздника.

Щурится. Шмыгнув носом, подносит кофе ко рту.

Неужели деньги важнее дружбы? Отношений? Репутации, в конце концов? Но эти вопросы я не задаю, искренне рассчитывая на другое развитие событий. Мы мирно