— Как ты пробрался в мою комнату?

Он не спешит отвечать, только его глаза блестят карими искрами.

— Ловкость рук и никакой магии, — наконец бросает он, явно дразня меня.

— Ты ненормальный, — шиплю я, ни на секунду не отводя взгляда.

— Че ты сделала с лягушкой? Надеюсь, ты ее поцеловала? Вдруг это был твой принц?

У меня срывает крышу. Я хватаю со стола ножницы и взмахиваю ими. Яр резко отступает назад, глаза округляются.

— Я сейчас препарирую тебя. Как ту лягушку.

— Че??? — он смотрит на меня, будто я окончательно поехала кукухой.

— А то, — подтверждаю я, сжимая ножницы в руке так, что у него явно пропадает желание шутить.

— Ты больная?! — фыркает Анисимов, пятясь к двери.

— Держись от меня и от моей комнаты подальше.

— Да больно надо, — бросает он, засовывает руки в карманы треников и, не оглядываясь, уходит.

Я остаюсь одна, тяжело вздыхаю и улыбаюсь. Потому что я поймала ту несчастную лягушку и отпустила ее. Пусть себе прыгает на воле.

Илья возвращается в кабинет с непринужденным видом. Я сразу же кладу ножницы на место.

— Что хотел Анисимов? — спрашивает он, усаживаясь обратно за стол.

— Спросил название геля, которым мы растираем ушибы, — вру я и делаю вид, что сосредоточена на бумагах.

На самом деле у меня внутри крутится только одно слово: отомстить.

— Илья, — я смотрю на него как можно невиннее и кручу ручку в руках, — а у тебя вообще много историй про игроков? Ну, типа, смешных.

Парень ухмыляется:

— Ты чего вдруг заинтересовалась?

— Да просто любопытно. Ты ведь с ними каждый день работаешь, наверняка знаешь все их слабости.

Илья щелкает ручкой, задумывается, а потом начинает перечислять:

— Ну, Димка у нас до сих пор зубного боится. Пашка в обморок падает от вида крови, прикинь, хоккеист! Демьян нервничает, если кто-то ногтями по стеклу скребет.

Я киваю, стараясь не выдать улыбку. Интересно. Очень интересно.

— А Анисимов? — бросаю как бы мимоходом.

Илья смеется и расслабленно откидывается на спинку стула.

— Да он же железный. Хотя, — он делает паузу, и я тут же навостряю уши, — паучков терпеть не может. Вот серьезно. Даже крошечного если увидит — бледнеет, как девчонка.

Я прикрываю рот рукой, чтобы скрыть ухмылку.

— Правда?

— Угу. Но ты ж ему не расскажешь, что я проболтался? — Илья хмурится.

— Конечно нет, — говорю я самым честным голосом.

И уже представляю, как именно я воспользуюсь этой маленькой слабостью. Внутри меня разгорается приятное предвкушение.

Ну что, Анисимов, держись. Ты первый начал эту войну!

ГЛАВА 17

Яр

Швыряю щитки в сумку, футболка насквозь мокрая, хоть выжимай. В раздевалке пусто, все уже разошлись, а я все еще копаюсь, не могу собраться. Мыслями я уже на игре. «Зубры» — серьезные кабаны, вырвать победу будет ох как непросто. Но я не сомневаюсь, мы их порвем.

Телефон резко вибрирует, елозит на скамейке. Устало цокаю: кого еще там нелегкая принесла? Смотрю на экран: дядя Миша. Отлично, блин.

— Че? — отвечаю коротко, даже «алло» не говорю.

— Ярослав, ты почему не приехал? — голос дяди спокойный, но я его прекрасно знаю, сейчас он начнет промывать мне мозги.

— Дядь, я ж сказал уже! Я не приеду, — стискиваю зубы, застегиваю молнию на сумке.

— Она хочет тебя видеть.

Меня будто током прошибает. Кулаки сжимаются сами.

— Нахрена? — рявкаю в трубку. — Я не хочу ее видеть.

Пинаю сумку ногой, она глухо ударяется о шкафчик.

— Ярослав, — дядя давит, — засунь свою гордость в одно место и приезжай. Нам надо серьезно поговорить. Это уже не шутки.

Закатываю глаза, провожу рукой по лицу. Дышать становится тяжело. Чувствую, как злость копится внутри, будто сейчас кулаком стену прошибу.

— Я сказал: Я. Не. Приеду! — рычу в трубку. — Все, дядь, у меня тренировка, мне некогда этим бредом заниматься.

— Не делай ошибок, Ярослав, — слышу его последний козырь.

Ненавижу, когда меня пытаются прогнуть. Особенно через родственные связи. А дядя Миша, как заноза в заднице, упрямый и всегда знает, когда надо влезть.

— Ярослав, ты понимаешь, что ее могут посадить?

Нет шуток. Нет смеха.

— Она сама виновата. Ты ж знаешь, — выдавливаю я из себя.

— Виновата или нет — сейчас уже неважно, — дядя не сдается. — Протокол передан в суд, заседание назначено на сегодня.

Я нервно расхаживаю по раздевалке. Мать, которая могла размахиваться эмоциями, как флагом, и плевать на последствия. Мать, которая умела красиво исчезать, когда надо было нести ответственность.

В памяти всплывает картинка: мне почти одиннадцать, мой первый турнир. Она обещала прийти. Обещала сидеть на трибунах и поддерживать меня. Я тогда летал по льду, будто за жизнь боролся. Но когда обернулся, на ее месте была пустота. Ни поддержки матери, ни теплой улыбки. Просто пустые ряды. Не пришла. Я тогда понял: все, что она говорит, пустой звук.

Потом были обещания. «Больше не сорвусь. Ради тебя. Мы семья». А через неделю все повторялось.

Да много всякой хрени я повидал в детстве. Только теперь я не наивный пацан, больше я ей не верю.

— Ты хочешь, чтобы я приехал и в очередной раз поверил ей? — усмехаюсь я.

— Я не прошу тебя верить ей, — строго произносит дядя. — Просто покажись, я и сам тебя давно не видел. Ты со своим хоккеем вообще забыл о семье.

Меня бесят все эти «человеческие» моменты, где нужно быть кем-то другим. Мне удобнее жить под шлемом: там простые правила.

Я представляю себе, как пацаны в раздевалке будут шептаться, как за спиной про меня снимут очередной ролик. Мне противно уже от одной мысли, что мои личные проблемы могут стать хайпом.

— А что если я скажу нет? — пробую сыграть ва-банк.

«Зубры» через неделю, Василич не примет «торможение» от своего центрального форварда.

— Я не перестану тебе звонить. Ты меня знаешь, я не отступлю.

Рассудок подсказывает одно: хуже быть не может.

— Хорошо, — выдавливаю я. — Я приеду.

Я отключаюсь и кидаю телефон на скамью, беру свою воду и делаю жадные глотки. Но внутри что-то грызет. Не жалость, нет. Скорее раздражение от того, что меня заставляют играть в семейные драмы, как будто я не взрослый парень, а марионетка.

Схватив сумку, вешаю ее на плечо и выхожу из раздевалки, чуть ли не пнув дверь ногой.

Перед кабинетом тренера останавливаюсь и шумно выдыхаю, пялюсь на табличку. А потом стучу. Не дождавшись ответа, захожу в кабинет. Василич