— Извините, но я плохо понимаю алгебру, да и геометрию. Вообще не понимаю, прямо скажем. Скажите, я по этим предметам последняя на курсе, да?

— Почетное третье место. С конца. Сразу за умственно отсталым и другим парнем, который болеет четвертый месяц. Скажи мне, где ты не понимаешь. Конкретнее.

— Везде. — Честно призналась она, склоняя голову.

— В таком случае, начнем с того, что ты будешь учить правила. На зубок. Будешь рассказывать мне их тут, как стишок, и только попробуй ошибиться в формулировке. Буду наказывать. Жестоко. — Декан был серьезен, отчего ученице сделалось крайне не по себе. — Чтобы была здесь каждый день. Буду давать задания, а ты будешь их решать. Разберем конкретно, что ты делаешь не так. И будешь подстраиваться под мое расписание, завтра я освобожусь примерно в шесть вечера.

— Шесть? — Юрала выпала в осадок. — Ладно, шесть, так шесть. Возле аудитории вас ждать?

— Да. Если что-то измениться, я дам знать.

«Хоть бы изменилось» — Молила в уме студентка, оставляя кабинет своего педагога. Насколько могло стать тяжелее, настолько и стало.

Тяжесть отрицания

«Странный взгляд был направлен куда-то вдаль, я не мог понять, и даже предположить, о чем она думала. Это бесило. Либо скажи, либо уйди, а она стояла, будто бы зависла. Я не намерен тратить время на пустое молчание, а ей, казалось, было нормально, и даже комфортно. Закусила губу, и достала из сумки тетрадь. Зачем? Неужели я не знаю, что там? Работа обязывает посмотреть, и я беру ее, а на страницах — ничего. Она свежая, не тронутая ни ручкой, ни карандашом. «Вы ожидали увидеть это?» — закрывает глаза — «так или иначе, результат все равно один». Такое отношение выводит, ее нужно выставить, напомнить, среди каких помоев и отбросов ей место, но язык не слушается, пораженный самым сильным паралитиком — гневом. Руки сжимаются сами, карандаш в них ломается, правда этот хруст немного приводит в чувство: «вздумала со мной играть? Ты очень пожалеешь за свое отношение, и будешь наказана. За все наказана». «Плевать, делайте что хотите» — она странно вздохнула и направилась вон из кабинета. Вот только кто ее после этих слов отпустит, м?»

В последнее время ему снились странные, тяжелые сны, хотя в жизни, в общем-то, все было хорошо. Несколько дней назад он купил трехкомнатную квартиру в центре, уже с ремонтом, записи на репетиторство были, буквально, на месяц вперед, хотя он был одним из самых дорогих преподавателей в городе.

Из окна открывался удивительный вид на город, яркие огни которого так резко разрывали ночную тьму. Стакан портвейна и абсолютная, одинокая тишина. Чего еще можно желать после работы с людьми, которых он так не любил? Разве что, времени, ведь ночь казалась просто предательски короткой. С жилистых, мокрых плечей медленно испарялась влага, длинные, темные волосы прилипали к спине. В тот момент они пахли чем-то свежем и неуловимым, как воздух после дождя, густой туман. Бледная кожа покрывалась бликами в утреннем свете, но еще немного, и она высохнет полностью.

Его одиночество ему льстило, женщины, бывающие рядом с ним, не задерживались более, чем на несколько ночей, хотя их было не так уж и много. Времени на личную жизнь практически не оставалось. Но, казалось, это его не очень-то и волновало.

Если бы появилась жена, рано или поздно, появились бы дети, а слыша это слово он испытывал некоторое подобие тошноты, в смеси с отвращением. Брать на себя ответственность за чужую женщину, обеспечивать ее, отчитываться о проведенном времени… бесконечные звонки, смазливые прозвища и семейные праздники, на которых он был бы обязан присутствовать. А если ей понравится другой мужчина? А если ему другая?.. Истерики, скандалы, тайны. Развод, бессмысленные траты денег и нервов. Нет, в двадцать девять лет семья, это было совсем не то, что ему нужно. А нужна была, в общем-то, малость. Тишина и спокойствие.

Он спокойно наблюдал за рассветом, как поднимающийся солнечный шар освещал усталый, не выспавшийся город. На поверхности луж играли цветные блики, а сильный ветер гонял по дорогам опавшие листья, и все они отражались в лиловых, светлых глазах. Габриэль не любил осень, ведь на это время приходится большая часть работы — и старшие школьники, и студенты, и персональные ученики, с некоторыми из которых он занимался дистанционно.

Быстро приняв душ, мужчина причесался, завязал хвост, надел свежий костюм и вышел на лестничную площадку — все заняло не более двадцати минут, осталось примерно сорок, чтобы добраться до работы. Сонным он себя не чувствовал, но все-таки решил по дороге взять чашечку кофе, так, на всякий случай. Все равно на машине это не занимало много времени, и декан опять будет на работе раньше положенного, ориентировочно, минут на пятнадцать. Однако, скупой просчет иногда давал ошибки, в случае непредвиденных обстоятельств. Но, какими бы они не были, он никогда не опаздывал на работу. Что бы не случилось.

Она топала по мокрому асфальту своими низкими каблучками, по привычке перепрыгивая лужи, и так неаккуратно, что вокруг летели брызги, благо, людей вокруг не было. На голове красовались тонкие белые наушники, в которых играл какой-то тяжелый металл, а на лице играла такая же широкая, милая улыбка. Местами она выглядела вызывающе, но только из-за анатомии черепа. Не вызывающе улыбаться мало получалось — не умела.

На голове красовался необычно аккуратный, высокий хвост, на который она потратила аж десять минут своей жизни. Отличное настроение обуславливалось отсутствием нелюбимых предметов в расписании, можно было расслабиться, и, даже, порадоваться. Она даже сделала все задания, что было для нее явлением необычным.

Разговорившись сама с собой, Рал и не заметила, как врезалась лбом в однокурсника. Возможно, он ждал ее тут уже некоторое время.

— Доброе утро. — Иэн расправил плечи и медленно кивнул.

— Привет. А где Ния?

— Я не дозвонился до нее. Ну как твоя алгебра?

— Не напоминай. Плохо. Я теперь почти каждый день буду сидеть и пухнуть над ней с деканом, как одна из самых отстающих. — Внезапно девушка застыла, а потом, что было сил, вмазала себе ладонью по лицу. — Черт возьми, забыла. У меня сегодня десерт… из корней,