Своего пика милицейско-бандитская тема достигает в 2007-м, с выходом 14-серийной «Ликвидации» Сергея Урсуляка, произведенной продюсером Рубеном Дишдишяном и компанией «Централ Партнершип» совместно с телеканалом «Россия». Это качественно новый уровень в сравнении не только с аляповатыми «Улицами разбитых фонарей», но и с китчевой «Бригадой» почти во всем: от эстетской операторской работы Миши Суслова до эмоциональной музыки Энри Лолашвили, от подбора первоклассных актеров до филигранных декораций, автомобилей, костюмов. Да и Урсуляк пришел на ТВ из «большого» кино без намерения снижать планку, как это нередко случалось с именитыми режиссерами «ментовских» сериалов.

В основе масштабной, сентиментальной, детективной многосерийной драмы — апокрифическая история об уничтожении одесской преступности в 1946 году, когда в город приехал маршал Жуков. Центральный герой — этнический еврей и ветеран войны, начальник отдела одесского УгРо по борьбе с бандитизмом, подполковник Давид Гоцман. Именно эта роль стала самой любимой в народе среди многочисленных работ Владимира Машкова, перспективной звезды авторского кино 1990-х («Лимита», «Подмосковные вечера») и редкого российского актера, снимавшегося в США.

Фильм был неофициально заявлен и определенно воспринят как новое «Место встречи изменить нельзя». Время действия и сюжетная основа совпадают почти полностью — разгул бандитизма после войны, самоотверженная борьба милиционеров-фронтовиков с ворьем и убийцами. При этом никаких Шараповых с их неуместным милосердием здесь нет: сплошные Жегловы, самый выразительный из которых и воплощен Машковым. Культовый советский сериал будто получил второе рождение, хотя формально «Ликвидация» не ремейк и не сиквел, максимум вариация на тему.

Не менее важно, как задушевно, лирически показан послевоенный быт приходящей в себя страны, на руинах строящей новую жизнь. Что-то подобное многие россияне ощущали после опасных и бедных 1990-х, после официального завершения двух войн в Чечне. На это накладывалась давняя любовь к пронзительному оттепельному кинематографу фронтовиков. Когда Гоцман усыновляет беспризорника Мишку Карася (у обоих нет семьи) и тот кидается на шею милиционеру с криком «Папка!», зрители старшего поколения моментально вспоминают «Судьбу человека» Сергея Бондарчука. Другим на ум приходит нищее, тревожное, но временами счастливое пространство «Моего друга Ивана Лапшина» Германа с его влюбленными милиционерами и бесстрашными походами на банду Соловьева (убийство беззащитного Фимы почти в точности похоже на покушение на журналиста Ханина у Германа).

Нелишне сказать еще раз про Шаламова. Криминальная романтика 1920-х, тесно связанная с одесской спецификой — обшарпанными двориками, черноморским побережьем, сплавом еврейской, украинской и русской речи, — вернулась, напомнив и о Бене Крике Бабеля, и об Остапе Бендере Ильфа с Петровым, и о менее ярких, но столь же характерных героях на время подзабытой субкультуры. Не случайно в саундтрек встроены и песни Утесова, и клезмеры.

«Ликвидацию» много критиковали за исторические неточности, хотя голос рассказчика за кадром честно признавал: эта история выдуманная, а если и могла бы случиться, то исключительно в Одессе, городе гротескном, гипертрофированном, невероятном. Спорили о преувеличенном акценте, о карикатурности еврейских персонажей (в особенности тети Песи Шмуклис в исполнении Светланы Крючковой и ее сына Эммика — Александра Семчева; они пришли на экран не из криминальной хроники или прозы Бабеля, а прямиком из анекдотов), о чрезмерной стилизованности пространства и поведения героев в нем. Но победителей не судят: зритель влюбился в «Ликвидацию», поверил ей. В любом случае послевоенная Одесса — мир, которого больше нет, проверить его аутентичность в XXI веке невозможно. Сами одесситы тоже фильм приняли. В городе в 2008-м даже установили памятник Гоцману.

Литература и кино криминального жанра обычно выбирает сторону: «Ликвидация» однозначно находится на стороне милиционера, а не бандита. Бессребреник Гоцман, которого обожает весь город и уважают блатные, представлен фигурой почти мифической с его папироской и семечками, небритостью и военной стрижкой, частыми «шо», «ша» и «бекицер». Однако это не мешает Урсуляку и драматургам сериала (идея Зои Кудри и Александра Коренькова, сценарий Алексея Пояркова) дать ему в лучшие друзья и ассистенты-Ватсоны бывшего карманника Фиму по кличке Полужид, доверив роль обаятельному Сергею Маковецкому; смерть Фимы в финале третьей серии зритель переживает почти так же болезненно, как Гоцман. Герой Машкова живет в одном дворе с авторитетным вором, приходит на совет блатных с разговором по душам, а потом даже оказывается в тюрьме — правда, ненадолго — за неуместное сочувствие к одесским криминальным авторитетам.

Это не все: антагонист «Ликвидации», бандит и убийца Чекан (Константин Лавроненко), показан как персонаж сугубо романтический, этому помогает и любовная линия с участием красавицы-наводчицы Иды (Ксения Раппопорт), а их общая смерть в финале напоминает сцену из какого-нибудь ненаписанного романа Александра Грина. Зритель невольно сочувствует любовникам, хотя видел крупным планом страшные преступления безжалостного Чекана.

Преступный мир показан как неизбежная и даже необходимая часть уникальной одесской экосистемы, к которой нельзя подходить с торопливыми моральными оценками. Гоцман сосуществует с бандитами, и закон, о котором он любит разглагольствовать, на поверку оказывается понятием гибким, близким к «справедливости» или «правде», но имеющим отдаленное отношение к уголовному кодексу.

Противоположный полюс занимает Жуков — пришелец, готовый разрушить одесский статус-кво ради наведения порядка. Он победил фашистов, неужто не победит воров? Раздражительного и властного «маршала победы» играет артист и режиссер-оскароносец Владимир Меньшов. Приехав в город, Жуков с улыбкой прощает мальчишке снятые с руки часы и даже размашистым жестом их дарит, но потом организует жестокую операцию по беззаконному аресту всех авторитетных воров Одессы на специально устроенном концерте Леонида Утесова. Когда же это приводит к беспорядкам и бандитов приходится выпустить под честное слово Гоцмана, Жуков санкционирует военной контрразведке операцию «Маскарад», в ходе которой переодетые агенты расстреливают на улицах карманников и гоп-стопщиков. По сути, вступая здесь в извечный спор о ворюгах и кровопийцах, Урсуляк и Гоцман явно встают на сторону первых.

Интересно, что и «договорной» метод гуманиста Гоцмана, прячущего под грубыми повадками чувствительное сердце, и мужиковатая жестокость Жукова не предполагают никакой законности или кары за конкретные преступления. Показанный с ностальгической нежностью мир «Ликвидации» принципиально лишен веры в закон. Это напрямую связано с политическим контекстом, который Урсуляк — в отличие от Говорухина в «Месте встречи…» — не прячет. Но и не ставит в центр. Двойственно и даже жутковато выглядит сцена одинокого танца Жукова вприсядку, под «Валенки», перед портретом Сталина. С отвращением показаны представители МГБ. Однако жертвы режима в объектив не попадают вовсе. Разве что у возлюбленной Гоцмана Норы когда-то