Именно в Сочи, в здании впечатляющего памятника архитектуры 1937 года, шедевре сталинского ампира — Зимнем театре — проводился самый авторитетный кинофестиваль страны, «Кинотавр». Основанный Марком Рудинштейном в 1990-м, накануне распада СССР, он помог сохранить российскую кинематографию в разрушительное для нее десятилетие, вырастив всех важнейших режиссеров, сценаристов и актеров. Эта функция осталась и после 2005-го, когда на фоне подъема кинопроизводства фестиваль переформатировал в престижный деловой форум новый руководитель — продюсер Александр Роднянский. «Кинотавр» десятилетиями был домом и для авторского, и для жанрового, и даже для экспериментального российского кино. В последний раз он прошел в 2021 году. После начала войны фестиваль был закрыт.

Наконец, именно в Сочи проводились XXII зимние Олимпийские игры, о которых уже говорилось в главе об апологии застоя, — первые организованные на территории России после распада СССР. Игры позволили городу радикально измениться, были построены десятки новых объектов для проведения соревнований. Невзирая на скепсис многих наблюдателей, почти все работы были закончены в срок, Игры в феврале 2014-го впечатлили как профессионалов, так и зрителей. Церемонию открытия, старт которой дал президент Путин, посмотрели три миллиарда человек. Во время Олимпиады страна ощущала себя частью всемирного пространства. Аннексия Крыма и начало военных действий в Донбассе через считаные недели после завершения Игр дали отсчет новому периоду в истории государства.

Сочи — пространство пограничное; берег моря, за которым располагается чужая земля. Но здесь и граница пространства отдыха, отпуска, вечного лета, граничащего с Россией будничной, серой, лишенной моря. Вспоминается и Геленджик, воспетый в дилогии «Горько!». В январе 2021-го одновременно с возвращением лидера ФБК, самого известного оппозиционного политика России Алексея Навального из Германии, где он лечился после отравления, и его немедленным арестом в Сети был опубликован фильм-расследование о дворце Путина, выстроенном за миллиард евро в том же Геленджике.

«Друзья, вы не поверите, но это тоже Сочи. Забудьте про забитые пляжи, пятизвездочные отели, Олимпиаду и дачу Путина», — первые слова Пушкина, голоса от автора в комедии «Непосредственно Каха», вышедшей за пару месяцев до расследования ФБК. Юмор, который невозможно считать, если ты не живешь в России и не знаешь контекста, — соседство фальшивого блеска и вполне аутентичной нищеты, которое объединяет гопников из эпатажного фильма Шамирова с политической элитой и ее возмутительными амбициями.

Именно «Чебурашка» отлично передает сюрреалистическую природу черноморских курортов. Все травмы и тревоги здесь скрыты под толстым слоем шоколада. С началом войны в 2022-м привлекательность этих курортов, особенно престижных сочинских, только возросла, и мало кого из отдыхающих тревожила близость к зоне боевых действий.

Друг Гены, рассудительный Валера, никак не может понять, что за зверь Чебурашка. Гибрид? Мутант? Йети? Тут звучит слово, которое должно пробудить в понимающем зрителе еще один — уже который по счету — ностальгический импульс: «Абырвалг». Это «Главрыба» задом наперед, термин из «Собачьего сердца» — запрещенной вплоть до перестройки и ставшей хитом после публикации сатирико-фантастической повести Михаила Булгакова и ее экранизации Владимиром Бортко. Пес Шарик умеет читать, но не знает, справа налево или слева направо складываются буквы; потом это слово воспроизводит товарищ Шариков — человек, в которого собаку превратил русский доктор Франкенштейн, профессор Преображенский.

Затрагивая этический вопрос искусственного создания человека нового образца, Булгаков из милейшего пса делал довольно жуткого типа, карикатурное воплощение пролетария-гегемона — на самом-то деле не труженика, а нахлебника, невежу и хама, не способного и не желающего расти до культурного и цивилизационного уровня своего творца. Чебурашка — Шариков наоборот. С невероятной скоростью наращивая интеллектуальный потенциал, он умнеет до такой степени, что осознанно отказывается быть человеком. А причины такого решения объясняет моральным изъяном человечества, на ходу формулируя максиму, до которой за свою долгую и трудную жизнь не дозрел Гена. «Вы такие грустные, потому что не умеете прощать ни других, ни себя», — проницательно диагностирует ушастый мудрец, в эту минуту напоминающий мастера Йоду. И невольно выдает главный секрет фильма. В этой картине все — очень хорошие люди, а если ведут себя плохо, то исключительно из-за того, что несчастливы. Как объяснял еще в советском мультфильме о Простоквашино почтальон Печкин, почему он был злым, — «просто у меня велосипеда раньше не было». Вместо заморской психотерапии хорошим героям фильма явился Чебурашка, и его волей они прощены за все проступки и грехи.

Фильм Дьяченко избыточно добр по отношению к персонажам, но и к зрителям тоже. Есть что-то леденящее и неизбежное в том, с какой одержимостью ринулись в кинотеатры смотреть этот безоговорочно сладкий фильм граждане страны, ведущей в этот самый момент жестокую войну. Будто кинематографисты и их публика слились в одном немом лозунге: «На самом деле мы хорошие!» Ну да, как обездоленный и озлобленный Печкин или несчастная Шапокляк.

«Чебурашка» — высшее достижение специфического жанра кинематографа, изобретенного при Путине и непереводимого на другие языки. Речь о так называемом добром кино. Поначалу выражение отсылало к отчасти иронической идиоме «старое доброе кино» и относилось к классическим советским фильмам — тем самым, которые обычно крутят по всем каналам на праздники. Некоторые из них, особенно комедии Рязанова или Гайдая, вовсе добрыми не были, даже за десятилетия их язвительность и едкость не выветрились до конца. Но ностальгия работает — зритель попросту перестал это замечать. Из желания воспроизвести в новой реальности их успокаивающий эффект и родились пресловутые «добрые фильмы».

К моменту появления «Чебурашки» существовали примеры «добрых» комедий, мелодрам, даже супергеройских боевиков («СуперБобровы» того же Дьяченко), но киносказка идеальна для специфической «идеологии доброты». Ведь сказка априори говорит о добре и зле, постулируя победу первого над вторым, и решает этические вопросы с утешительной определенностью.

Первые разговоры о «добром кино» возникли в индустрии с подачи Сарика Андреасяна, запустившего в подражание успешным «Елкам» еще один альманах сентиментальных историй — «Мамы» (2012). Но в маркетинговую стратегию «доброта» превратилась с первой попыткой отечественного кино (а конкретно того же Андреасяна и его компании Enjoy Movies) сделать фильм из «старой доброй» киносказки, культового мультфильма по книге