– Что?

– Хорошо, говорю. Не нервничай. Дай поцелую. – Чмокнула свою оторопевшую мать и выскочила на улицу.

Так, судя по всему, в этом детском тельце находится вполне взрослая женщина. Как интересно. То есть я, в отличие от «попаданцев» из популярных романов, являюсь не сторонним наблюдателем, а прямым участником событий. Нет нужды прятать мобильник, искать одежду и доказывать милиционерам, что ты не шпион. Это хорошо. Но и здесь есть свои минусы – нужно держать язык за зубами и стараться не брякнуть что-нибудь типа: «Скинь мне эсэмэской, покажи видосик, Путин – президент, Медведев – президент и прочее, и прочее. Чёрт, денег нет. На что я куплю сигареты?

Ну вот, попалась. Зачем мне, десятилетней девочке, курить? При одной только мысли тошнит. Вот и не будем! Лучше посмотрим на окружающий мир глазами ученицы третьего класса средней школы.

Окружающий мир мне понравился. Наверное, потому, что был залит ласковым весенним солнцем. Зацветала сирень. И запахи ощущались гораздо сильнее, чем в моё, взрослое время. Повсюду – нарядные люди. А я и забыла, что тогда, при отсутствии всего в магазинах, народ умудрялся себе что-то шить, доставать верхнюю одежду и обувь. Это сейчас: посмотришь – на всех одни и те же джинсы, толстовки, кеды. Редко-редко покажется среди серой толпы яркая модница. У всех глаза в пол. Или в телефон.

А тут – разнообразие фасонов. Практически всё – сшито своими руками или с боем добыто в бесконечных очередях. Или куплено у спекулянтов. Отличные, надёжные вещи. Таких сейчас не достать с моими доходами. А впрочем, не единым шмотьём жив советский человек.

Никто никуда не торопится. Точнее, торопятся, но не суетятся. Вот идёт на работу мужчина. Полы его светлого плаща колышет лёгкий ветерок. О стрелки на серых брюках можно порезаться. Наверное, он работает каким-нибудь инженером. Мужчина щурится на солнце и улыбается чему-то. На душе у него хорошо. Эх, бедолага… Какие-то три года, и тебе будет не до улыбок.

Открыта булочная. Чудесные запахи разносятся по всей улице. Я зашла в магазин. Купить ничего не смогу – факт. Но натырить орешков, осыпавшихся с поддонов с коржиками – вполне возможно. Если, конечно, будет работать тётя Феня. Эту красавицу я помню всю жизнь. Наверное, она приехала к нам с юга страны: настолько знойной и яркой была её внешность. Покупатели очень любили Феню, а мы просто обожали и звали Феей. Она накручивала пакетики из обёрточной бумаги и ссыпала в них орешки с изюмом, а потом угощала детей, широко, белозубо улыбаясь. Эх, хоть бы она сегодня работала…

В магазине пусто. Хлеб, сайки и булки свободно лежат в своих лотках. Рядом – болтаются вилки на верёвках. Никаких пакетов. Я долго топчусь, разглядываю прилавки с ящиками, полными конфет: тут и «карандаши», и карамельки, и подушечки. Но дорогих – «Белочки» или «Каракумов» – не видно. Устав ждать тётю Фею, направляюсь к служебной двери и стучусь.

Через некоторое время дверь открывается, а я отскакиваю испуганно.

– По башке своей постучи! – орёт продавец.

Нет, не Фея, а Тонька. Злющая, страшная, тощая, с острым носом, форменная ведьма!

Даже я, взрослая тётя в теле маленького ребёнка, испугалась! Тоньку боялись и не любили покупатели. Хамка! Но ведь я из капиталистического будущего!

– Сударыня,

уж коль терпенья не хватает вам,

чтобы вести разумный диалог,

так потрудитесь молча встать к прилавку

ведь человек вы, а не бандерлог!

Боже, откуда в моей голове рождаются стихи?

Тонька открыла рот от удивления. Но это ненадолго. Через пару секунд она заорала:

– А ну пошла отсюда, засранка!

– А кто вам разрешил грубить? Хотите, чтобы я оставила запись в жалобной книге? Или написала в профком? – (Признаюсь, это был не лучший ответ, потому что Тонька схватила меня за бант. Больно!) – Я сейчас же схожу к вашему директору, потом к родителям, а после отправлюсь в редакцию газеты! – орала я. – О вас узнает вся страна!

Тонька застыла на месте. А я поспешила ретироваться. Наверное, я была первой противной ябедой в СССР. Тогда все дети старались убегать, а не жаловаться. Не принято было всё это. Но и хамство продавщицы – просто бич какой-то. Да ну её, через несколько лет жизнь так перевернёт всё с ног на голову, что даже самый грубый торгаш будет держать себя в руках.

Школа, окружённая цветущим шиповником, блистала чисто вымытыми окнами. Шум, гам! Мальчишки в синей форме, девочки – нарядные, в белых фартучках. У некоторых форма сшита на заказ, а ещё выделялись школьницы с особенными, ажурными, связанными крючком, воротничками. Красиво же! Во всём – почти равенство. Не то что у моих детей – кто во что горазд!

Эх, как там мои ребята… Хорошо, что там, в будущем, сейчас не май, а июль, а то бы я с ума сошла. И лучше не думать об этом. А то – точно сойду с ума. Улыбаемся и машем: здравствуйте, Галина Петровна!

Моя первая, моя любимая учительница. Высокая причёска на голове, карие глаза, модный финский костюм, туфельки на каблучках. Молодая, совсем девчонка, оказывается. Строго взглянула на меня:

– Люда, сегодня на линейке выступаешь! Не забудь!

А с каким репертуаром я выступаю? Забыла, блин! Ладно, на уроке что-нибудь сочиню. Я всегда что-то сочиняю, даже мои подружки Маринка и Янка когда-то подарили мне красивый блокнот. Для того, чтобы сказки свои в нём записывать. Потому, что я – врушка. То «Снежного Человека» в лесу встречу, то богатого родственника на «Волге» придумаю.

– Петрова! Петрова! – я обернулась. Это моя девичья фамилия.

Так и есть, легки на помине, шерочка с машерочкой. Идут и мне покровительственно улыбаются.

– Ну что, на вечер какие планы? – Янка прекрасна. Серые глаза смотрят насмешливо.

– С мамой побыть хочу, – честно отвечаю.

– Ой, опять врёшь! – Маринка скривила презрительную гримаску. – Скажи просто – она тебя никуда не отпускает.

Маринка неотразима, сразу видно – будущая красавица. В моё время она владеет сетью магазинов в Питере – пробилась сама, без помощи родителей. Независимым характером она обладала с детства. Янка уехала в Германию. И тоже – всё сама. Это я – как была чучелом, так им и осталась.

– Девчатки, мне, если честно, всё равно. Я просто хочу побыть с родителями, – я гордо повернулась к ним спиной.

Подружки смотрели мне вслед: врушка впервые отказалась от их покровительства.