Одна женщина, самая старшая, решила прояснить причину скандала и обратилась к Оксане:

– Как хорошо, что вы знаете украинский. Из нас двое знают русский, а вот украинский никто. Но резолюция будет, наверное, завтра. Сейчас начальника нет на работе. Мы вам предлагаем дождаться завтра. Мы предлагаем вам вариант с ночёвкой в нашей гостинице. Мы вас ценим, такое предложение отнюдь не для всех. Обычно мы предлагаем гостиницу на день только женщинам-беженкам с детьми. У нас много из Африки. А мы вам предлагаем бесплатно. Переночуете, и шеф вас примет.

Оксану это особенно взбесило. Её сравнили с какими-то неграмотными африканками, кормящими грудью. Она гордо и резко повернулась спиной и не прощаясь вылетела из коридора мэрии на улицу.

К концу дня наведался начальник, из больницы выписали Вику, которая пришла сразу на работу после капельницы. Тут держат в больнице очень недолго, часто меньше суток.

Начальник посмотрел на Викино письмо и сказал всем:

– Да, нам нужны знающие украинский. А то говоришь с беженцами на русском, по глазам вижу, что понимает, а не хочет. Но больше чем полставки не можем ей дать, да и временно. Может быть, даже меньше.

– Она уже была здесь, – ответила старшая из женщин. (Вика сидела в сторонке, бледная как смерть.) – Но мы хотим вам сказать, уважаемый Жан-Луи, мы не будем с ней работать ни за какие коврижки.

Виктор иногда видит меня на улице, но никогда не здоровается и предпочитает меня просто не замечать. Этакое пустое место. Если ему так проще, то я не возражаю. Если я слабый человек, то он, наверное, очень силён. Браво ему!

Piotr Samarin

Жюстин

Они встретились взглядами. Как это часто бывает в кино. Женщина лет сорока с небольшим, кареглазая брюнетка, высокая и стройная марокканская еврейка. Её идеально вставленная искусственная грудь слегка выглядывала из жакета, демонстрируя ложбинку, и, в целом, уравновешивала чуть более широкие бёдра. Назовём Её Жюстин Поллет.

Жюстин спешила на день рождения к своей подруге, который приходился как раз на Шаббат. Она уже знала, что подарить, но, в суматохе, не посмотрела в кошелёк, и ей пришлось заскочить в обменник на улице Бограшов, 12 – на углу Бограшов и Бен-Яхуда, рядом с французской кондитерской «Foli’s stаtion, 12». Там, уже выходя из дверей, Она увидела Его.

Он сидел за столиком кафе, один, спиной к шумной и весёлой улице. На столике, напротив него, не было даже чашки крепкого эспрессо.

Он был странно одет для января в Тель-Авиве. Слишком тепло. Короткий горнолыжный пуховик, с капюшоном, коричневого цвета, марки Scotch & Soda, блистал на ярком послеполуденном солнышке…

Вообще, весь гардероб его состоял из лейблов, которые обычно продаются по интернету или через почтовые каталоги. Только рубашка и джемпер были из сетевого магазина Zara. Тёмно-серые, бывшие когда-то чёрными джинсы ActiveWear, из коллекции La Redoute, чёрные носки, ботинки из мягкой рыжей кожи, марки Konvers на прозрачной каучуковой подошве.

«Он непохож на француза, не похож и на еврея, не похож на араба, хотя, что тут делать арабам? Они не заходят в эти кварталы. Он не похож ни на одного из представителей пёстрой диаспоры Тель-Авива, и, в то же время, чем-то похож на них всех… – автоматически промелькнуло в её голове. – Обычно одинокие и занятые мужчины используют интернет-магазины, чтобы так одеваться. Им некогда ходить по магазинам, и они стесняются подбирать себе одежду».

Глаз Жюстин был давно намётан. Ей ли не знать, после двух разводов.

«Значит, у него есть работа и он одинок», – решила про себя Жюстин.

«Коротко стриженные волосы, начинает лысеть или не любит возиться с феном, бывший брюнет, почти полностью седой, и такая же седая небритая, недельная щетина на лице, слегка загорелом на январском солнце. Начинается Новый год» – всё это машинально пронеслось в её голове.

Его возраст трудно было определить.

«Про него можно сказать, что он находится в том периоде своей жизни, когда мужчина выглядит так, что или ему сорок пять и он плохо выглядит, или ему пятьдесят и он хорошо сохранился».

Все эти мысли промелькнули в долю секунды…

Их взгляды встретились, для Него это было всего какое-то мгновенье, время остановилось или замедлилось настолько, что Ему показалось, будто Она плывёт, в этом свежем, морском воздухе.

Взгляд Жюстин говорил Ему: «О-ля-ля, я взрослая девочка, независимая, у меня свой маленький бизнес в Тель-Авиве, я свободна, дети выросли, я не нуждаюсь, но сейчас я одна, и я готова к отношениям. Я не против, если ты смелый…»

Жюстин улыбнулась, она сама не поняла почему. Это произошло так естественно, спонтанно и неожиданно для себя самой, что она даже не успела этому удивиться.

Она также поняла, что в этот момент он одним только взглядом рассмотрел её всю. Его взгляд, эти карие, с поволокой глаза, смотрели не так, как обычно смотрят кафешные альфонсы или молодящиеся мачо, раздевая тебя глазами, нет, он смотрел спокойно, любуясь совершенством её природы, и всё. И это в нём подкупало.

Она не ошиблась. Его взгляд, изначально, праздно блуждавший в пространстве и внезапно остановившийся на ней, говорил: «Чёрт возьми, какая роскошная женщина!» – и потом, с лёгкой грустью: «Боже мой! Я всё ещё смотрю на женщин!»

Жюстин не нужно было в кафе-кондитерскую. Она не собиралась покупать пирожные и эклеры, тем более что здесь они были баснословно дороги, по 30 шекелей за штуку и по 6 шекелей за канапе!

Но – она свернула в неё так естественно, что могло показаться, что ей как раз туда и нужно. Пока она шла, до дверей, все эти полторы минуты, она чувствовала, как он смотрит на неё, она чувствовала это спиной. Она прошла мимо незнакомца.

«Голубые здесь не тусуются – может, он христианин? Какая разница!»

Продефилировав внутрь лавочки с пирожными, своими, чуть шире, чем обычно бывает, еврейскими бёдрами, демонстрируя фигуру