Жуя, Бурёнушка вздыхала,

Кряхтели в поле трактора,

И долго птица не стихала,

Дремотно вторя: «Спать пора…»

Ты помнишь тёплое дыханье

Полей, шепталась где пшеница,

И летних трав благоуханье —

Куда там Крыму или Ницце?

А голос ночи разноцветный,

Где нота «ми» сильней слышна,

Но переходит незаметно

В «ре-до», «ля-си», и где струна

Всех голосов в груди ответно

Рождает слово «тишина»!

Воспоминание о службе

Построили похожих, как цыплят,

И общий «батька» в званье старшины,

Всех оглядев с макушечки до пят,

Потребовал послушной тишины.

Потом носок тянули на плацу

И привыкали к песне строевой.

Об этом я писал в письме отцу,

А девушке – о службе боевой.

Был непривычен новый автомат

И норовил всё выпрыгнуть из рук.

– Не дрейфь! – шутил улыбчивый комбат.

– Ты соберись! – учил мой новый друг.

А как сдавали полковой зачёт!

Всё как в бою! Забудь про полигоны!

Мне перед строем – воинский почёт! —

Вручил комбат сержантские погоны.

…Три года – три главы из книги.

А голуби над домом всё кружили.

И я клянусь вам именем Отчизны,

Что это все мы вместе отслужили.

Песня

Если дружба крепка,

То и служба легка —

Всё проверено в жизни не раз.

Чтобы Родина цвела

И счастливой жизнь была,

 Выполняй командира приказ.

Вот идём мы в поход,

Называет народ

Нас защитой своею и славой.

Для Отчизны своей

Сил своих не жалей,

Будь ей преданным, смелым и бравым.

Если враг нападёт,

То у нас он найдёт

Начеку боевые ракеты.

Мы присяге верны

И на страже страны

Охраняем мы мир на Планете.

В полёте

Сковородкой раскаленной

Лёг внизу аэродром.

Широко и отдалённо

Прокатился длинный гром.

Гром поехал вместе с нами.

Он рождается внутри

Туго сжатыми огнями

Ярой рвущейся зари.

Вот качнулся под крылами

Точный города макет.

Над снегами-облаками

Обнаженный солнца свет.

Муравьями – человеки,

Стрелы тонкие дорог,

Ленты вьющиеся – реки,

Да грибочком – сена стог.

Словно школьные тетрадки

Разлинованы поля,

И страна пред нами краткой

Новизною букваря.

Солдаты

Мы ехали, летели, мы смотрели

Свою страну, и ветер нас не гнул.

Нас принимали – флаг над нами реял,

Как будто вместе с нами присягнул.

Мы чистили, дежурили, мостили,

И шар земной качался за спиной,

Когда мы задыхались, мокли, стыли,

Спасая мир учебною войной.

Да, годы службы многое открыли,

Они навек останутся со мной.

Я думал, что погоны – это крылья,

А это ноша тяжести земной.

Я перед ним в долгу

Он в жизни не успел…

Всё было так внезапно:

и взрывы чёрных бомб

средь утренней росы,

и в мирной тишине

вдруг полыхнувший запад,

и сборы на врага,

как прежде на Руси.

Он в жизни не успел

закончить той атаки.

Он в жизни не убил

ни одного врага.

Он песню не допел

о чести и отваге,

не дописал письма…

Он сердцем не солгал.

И выполнил свой долг.

Он принял бой достойно.

Великие слова

он нёс в своей груди:

«Пускай наносит вред врагу

не каждый воин,

но каждый в бой иди!»

В некошеных хлебах,

остриженный нулевкой,

сухие стебли сжав

и горсть родной земли,

лежал он, недвижим,

откинувшись неловко,

не слыша, как над ним

курлычут журавли.

Баллада об артиллеристе

Отплюнута, дымилась гильза —

Последняя. И нет гранат.

И нет патрона, чтобы жизнью

Распорядился сам солдат.

Но подняла святая злоба,

И он пошёл навстречу так,

Как будто собственному гробу…

С паучьей свастикою танк

Полз, грохоча железом-сталью.

Полз и смертельно жалил в грудь,

Рычал, и содрогаться стали

Деревья-смертники вокруг.

Но шёл солдат, и грудь дымилась,

Как у весенних тёплых пашен,

Ему земля давала силы.

Он шёл. И взгляд его был страшен.

Схлестнулись взгляды – щелки глаз,

Стальные вздрогнули и сжались.

Взревел мотор и сбросил газ,

 И даже траки задрожали.

Стоял солдат бескровно-серый,

 Но ярость, мужество в глазах!

И тяги дрогнули, как нервы.

 И танк попятился назад.

Танк пятился. Он в диком страхе

Рванул, гремя железом лат.

И лишь тогда, качнувшись, с маху

Упал

Лицом вперёд

Солдат.

У обелиска неизвестному солдату

Возможно даже, не был ты героем

И вида не геройского ты был…

Рвались снаряды, пули мчались роем…

Ты выстоял, а значит – победил!

…Ты расскажи, а я глаза прикрою

И растворюсь во времени твоём,

Пройдусь с тобой тропинкою, рекою

И… поползу под жутким артогнём.

И вот уже не модная рубашка,

А гарью провонявший маскхалат,

И словно бы на школьной промокашке…

И словно маки на снегу горят…

И жутко потемнеет, станет страшно:

Так неестественна погибель в жизни т о й,

Где упаду в последней рукопашной

На самой-самой т о й передовой.

Ты подползёшь, и я глаза прикрою

И растворюсь во времени твоём…

Мои бинты сожгут или зароют,

И много-много лет ещё пройдёт.

И вот на мне моднячая рубашка,

И должность в жизни – просто рядовой.

А ты упал в последней рукопашной

На самой-самой т о й передовой.