Зал слушал не дыша. Виктор продолжал:

— Когда строй Железного Волка сомкнулся вокруг меня, я подумал: «Вот она, смерть. Вот конец Виктора, сына Эйнара». Но потом вспомнил слова деда: «Истинный воин умирает только один раз — в день, выбранный богами».

Он сделал паузу, наслаждаясь вниманием:

— И я понял — мой день еще не пришел! Кровопийца ожила в моей руке, словно сам Тор направлял мой меч! Первый враг упал, даже не поняв, что мертв. Второй попытался бежать — но разве уйдешь от молнии?

Рассказ становился все более красочным. Виктор описывал каждый удар, каждый финт, каждую каплю пролитой крови. Враги в его изложении становились все сильнее и страшнее, а собственные подвиги — все более невероятными.

— А когда семеро лежали мертвыми у моих ног, — продолжал он, — я поднял окровавленный меч к небу и почувствовал... почувствовал, что боги смотрят на меня! Что сам Один наблюдает за битвой из своего высокого чертога!

Эйнар насторожился. Сын приближался к опасной черте.

— И знаете, что я подумал в тот момент? — Виктор обвел взглядом притихший зал. — Я подумал: «Даже в Асгарде мало кто сможет повторить такой подвиг!»

Несколько человек ахнули. Торкель нахмурился. Эйнар побледнел.

Но Виктор уже не мог остановиться. Медовуха, всеобщее восхищение, опьянение славой — все это затуманило его разум.

— Да, я говорю это открыто! — провозгласил он, поднимая рог с медом. — Семь воинов в одиночку! Кто из богов совершал подобное в честном бою?

Зал молчал, пораженный дерзостью слов. Кто-то из молодых воинов восхищенно свистнул, но старики переглядывались с тревогой.

— Тор сражался с великанами, — продолжал Виктор, окончательно теряя благоразумие. — Один воевал с волками. Но семерых храбрых воинов одновременно? Такого не знают даже саги!

— Сын... — начал Эйнар, но Виктор его не слышал.

— Я не хвастаюсь! — горячо заявил он. — Я просто говорю правду! Если даже боги Асгарда сошли бы сражаться со мной, я не уверен, что они победили бы!

Эти слова прозвучали как удар грома. Весь зал замер в ужасе. Даже самые молодые и горячие воины понимали — прозвучало настоящее богохульство.

Эйнар резко поднялся:

— Виктор! Ты не знаешь, что говоришь!

Но сын продолжал, опьяненный собственной дерзостью:

— Знаю! Я величайший воин нашего времени! Мой меч не знает поражения! Моя рука тверже стали! И если боги справедливы, они признают — есть на Мидгарде воин, достойный сидеть с ними за одним столом!

Последние слова прозвучали как окончательный вызов небесам. В зале воцарилась гробовая тишина. Даже огни в очагах словно притихли.

И тут случилось первое предзнаменование.

Снаружи раздался громовой раскат — хотя небо было ясным, а ветра не было. Гром прокатился над поселением три раза, становясь все громче.

— Боги... — прошептал кто-то из гостей.

— Один гневается... — добавил другой голос.

Виктор стоял посреди зала, держа рог с медовухой, и не понимал, почему все смотрят на него с ужасом. Гром? Ну и что? Разве это не знак одобрения богов?

— Слышите? — сказал он с торжествующей улыбкой. — Сам Тор отвечает мне! Небеса признают мою правоту!

Но старые воины знали — гром без грозы означает гнев, а не одобрение.

Эйнар схватил сына за руку:

— Молчи! Немедленно принеси покаяние!

— Покаяние? — удивился Виктор. — За что? За то, что сказал правду?

— За гордыню! За богохульство! — яростно прошептал отец.

Но было поздно. Слова прозвучали, и их уже нельзя было взять обратно.

Первыми стали уходить старые ярлы. Торкель Медвежья Шкура поднялся из-за стола, не прикоснувшись к еде:

— Эйнар, друг мой, благодарю за гостеприимство. Но мне пора в дорогу — дальний путь ждет.

— Торкель, постой, — попытался остановить его Эйнар. — Пир только начался.

Старый ярл покачал головой:

— Я слишком стар, чтобы находиться рядом, когда боги гневаются. Прости, друг.

Он повернулся к Виктору и сказал негромко, но так, чтобы все слышали:

— Молодой воин, ты храбр в бою. Но есть враги страшнее любого смертного. Подумай об этом.

С этими словами Торкель покинул зал, а за ним потянулись его хускарлы.

Через несколько минут стали подниматься и другие гости. Каждый находил вежливый предлог — усталость от дороги, срочные дела дома, больная жена. Но все понимали истинную причину.

Конунг Харальд Северный задержался дольше остальных. Он подошел к Виктору и тихо сказал:

— Семиубийца, ты великий воин. Но даже великие воины должны знать меру. Одно дело — превзойти смертных, другое — вызывать богов.

— Я не вызывал, — упрямо ответил Виктор. — Я просто сказал, что достоин их.

Харальд вздохнул:

— В этом и проблема. Достойность определяют не мы сами.

Он тоже ушел, оставив в зале лишь членов клана и самых близких друзей.

Эйнар обвел взглядом поредевший зал. Из ста гостей осталось не больше тридцати. Пир, который должен был прославить клан, превратился в позор.

— Все расходимся, — сказал он устало. — Праздник окончен.

— Как окончен? — возмутился Виктор. — Я еще не рассказал о поединке с Ульфом!

— Ты уже достаточно наговорил на сегодня, — резко ответил отец.

Впервые в жизни между отцом и сыном пролегла пропасть непонимания.

Люди стали расходиться, шепотом обсуждая произошедшее. Виктор остался в почти пустом зале, не понимая, что случилось. Еще час назад все восхищались им, а теперь избегали даже смотреть в его сторону.

К нему подошла Ингрид. Лицо невесты было бледным, глаза полны тревоги.

— Виктор, что ты наделал? — прошептала она.

— Ничего особенного, — ответил он. — Просто сказал правду о своих подвигах.

— Правду? — Ингрид покачала головой. — Ты бросил вызов самим богам! Ты назвал себя их равным!

— И что в этом плохого? — Виктор начинал раздражаться. — Разве мои дела не говорят сами за себя?

— Дела — да. Но не слова. Гордыня погубила многих героев прошлого.

— Это не гордыня, — возразил Виктор. — Это честность.

Ингрид посмотрела на него долгим взглядом, словно видела впервые. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на разочарование.

— Я пойду к себе, — сказала она тихо. — Подумаю о том, что слышала сегодня.

Она ушла, оставив Виктора в одиночестве среди остатков пира.

Ночь выдалась беспокойной. Виктор лежал на своей постели,