ты сказал вчера... 
— И ты согласна с ним? — тихо спросил Виктор.
 Ингрид не сразу ответила:
 — Я... я не знаю. Ты изменился, Виктор. Стал другим. Раньше ты был храбрым воином, но знал меру. А теперь...
 — Теперь что?
 — Теперь ты говоришь как безумец. Сравниваешь себя с богами, не видишь ничего, кроме собственного величия.
 — Я вижу правду! — вспылил Виктор. — А вы все трусы, боящиеся признать ее!
 Ингрид покачала головой:
 — Нет, Виктор. Мы просто понимаем, что есть силы больше любого смертного. Жаль, что ты этого не видишь.
 Она ушла, и Виктор остался один.
 Ночью небо затянулось тучами, хотя ветра не было. Воздух стал тяжелым, гнетущим. Животные в стойлах беспокойно ржали и мычали.
 Виктор не мог заснуть. Он вышел из дома и поднялся на валы, окружающие поселение. Отсюда открывался вид на окрестности — темные леса, блеск реки в лунном свете, силуэты дальних холмов.
 Где-то в лесу завыл волк — долгий, тоскливый звук. Ему ответил другой, потом третий. Скоро вся округа наполнилась волчьими голосами.
 «Странно, — подумал Виктор. — В это время года волки обычно не воют».
 Вдруг он почувствовал, что на него кто-то смотрит. Обернувшись, он увидел на ближайшем дереве ворона. Птица сидела неподвижно, глядя на него немигающим глазом.
 — Опять ты, — пробормотал Виктор.
 Ворон каркнул и взмахнул крыльями, но не улетел. Казалось, он ждет чего-то.
 Виктор спустился с вала и направился к дому. Ворон последовал за ним, перелетая с дерева на дерево. У самого порога птица каркнула особенно громко, словно что-то объявляя.
 В ту же секунду гром прокатился по небу — хотя дождя не было и в помине.
 Виктор остановился. Второй раз за два дня гром без грозы. Может быть, в этом действительно есть какой-то знак?
 Он поднял голову к небу:
 — Если ты хочешь что-то сказать мне, Один Всеотец, говори прямо! Я не боюсь тебя!
 Гром ответил ему троекратно — громче, чем прежде. Где-то в лесу затрещало дерево, пораженное невидимой молнией.
 Ворон каркнул в последний раз и взмыл в небо, исчезнув в темноте.
 Виктор вернулся в дом, но сон снова не шел. Он ворочался на постели, мучимый странными предчувствиями.
 А утром произошло нечто, чего никто не ожидал.
 Виктор проснулся от криков на улице. Выбежав из дома, он увидел, что все поселение сбежалось к центральной площади. Люди стояли кругом, показывая пальцами на что-то и возбужденно переговариваясь.
 — Что случилось? — спросил он у первого попавшегося человека.
 — Смотри сам, — ответил тот, указывая в центр площади.
 Виктор протолкался сквозь толпу и замер.
 Столб с головой Ульфа лежал на земле, переломленный пополам. Голова поверженного врага валялась рядом, а вокруг нее была выжжена трава — будто молния ударила именно в это место.
 — Когда это случилось? — спросил Виктор.
 — Ночью, — ответил Эрик Быстрый. — Стражи слышали гром, но думали — обычная гроза. А утром нашли вот это.
 Виктор подошел ближе. Ствол дуба был толщиной в обхват взрослого мужчины, но что-то сломало его как тростинку. Выжженная земля вокруг головы Ульфа была еще теплой.
 — Знамение, — прошептал кто-то из толпы.
 — Боги гневаются, — добавил другой голос.
 — Проклятие на наш клан, — сказал третий.
 Виктор поднял голову Ульфа и водрузил на обломок столба. Мертвые глаза по-прежнему смотрели в никуда, но теперь в них чудилось что-то зловещее.
 — Простая молния, — сказал он громко, обращаясь к собравшимся. — Природная случайность, не более того.
 Но сам он не верил собственным словам.
 К нему подошел Эйнар. Лицо старого ярла было мрачным:
 — Сын, нам нужно поговорить. Наедине.
 Они прошли в дом и заперлись в комнате Эйнара.
 — Видишь, к чему привели твои слова? — начал отец без предисловий.
 — К чему? К удару молнии? Такое случается.
 — Не случается! — резко ответил Эйнар. — Молния не бьет в ясную погоду. И не ломает дубы пополам, попадая в мертвую голову.
 Виктор промолчал. Отец продолжал:
 — Боги подают знак, Виктор. Они недовольны твоими речами. Если не исправишь дело, беда обрушится не только на тебя, но и на весь клан.
 — Что ты предлагаешь?
 — Покайся публично. Принеси богатые жертвы. Попроси прощения за гордыню.
 — Нет, — твердо сказал Виктор. — Я не буду каяться в том, что считаю правдой.
 — Тогда... — Эйнар помолчал, собираясь с духом. — Тогда тебе лучше покинуть поселение на время. Отправиться в поход, в странствие. Дать гневу богов остыть.
 — Ты изгоняешь меня? — не поверил Виктор.
 — Не изгоняю. Прошу. Ради блага клана.
 Виктор долго смотрел на отца, потом кивнул:
 — Хорошо. Я уйду. Но не потому, что боюсь богов. А потому, что хочу доказать — я достоин их уважения.
 — Куда пойдешь?
 — В северные земли. Там, говорят, водятся чудовища. Если я убью нескольких троллей или великанов, даже боги будут вынуждены признать мое мастерство.
 Эйнар закрыл глаза:
 — Ты ничего не понял, сын. Ничего.
 Но спорить дальше было бесполезно.
 К полудню Виктор собрал свое снаряжение и выбрал спутников. С ним согласились пойти только десять человек — самые преданные хускарлы, готовые следовать за своим предводителем даже в безумное предприятие.
 Олаф Медвежий Коготь сомневался до последнего:
 — Ярл, может, стоит послушать твоего отца? Принести жертвы богам?
 — Нет, — ответил Виктор, затягивая ремни на доспехах. — Я докажу свою правоту делом, а не словами.
 Эрик Быстрый был настроен более решительно:
 — Куда ты, туда и мы! Семиубийца не пойдет один!
 Остальные хускарлы молчали, но готовились к походу.
 Прощание получилось тягостным. Эйнар обнял сына в последний раз:
 — Будь осторожен, Виктор. И помни — гордыня предшествует падению.
 — А смирение — рабству, — ответил сын.
 Ингрид пришла проводить его, несмотря на отказ от свадьбы. Слезы блестели в ее глазах:
 — Вернись другим, — прошептала она. — Вернись тем, кого я полюбила.
 — Я вернусь великим героем, — пообещал Виктор. — Таким, что даже боги склонятся перед моими подвигами.
 Она покачала головой, но ничего не сказала.
 Торвальд Мудрый принес ему на прощание старинный амулет — волчий клык в серебряной оправе:
 — Носи его, мальчик. Может быть, поможет в трудную минуту.
 — Мне не нужна помощь амулетов, — начал было Виктор, но увидел боль в глазах старого учителя и принял дар. — Спасибо, наставник.
 Маленький отряд покинул