Поразительно, что еще сто лет назад наши коллеги – педагоги, врачи, социальные работники и юристы – проделали за нас эту работу.

Возникает законный вопрос: почему детский кодекс так и не приняли в двадцатые годы прошлого столетия? Наступили иные времена, когда в разгар коллективизации двенадцатилетних детей стали судить за украденные колоски наравне со взрослыми и сажать в тюрьмы. А в апреле 1935 года было опубликовано совместное заявление СНК СССР, ЦИК СССР № 3/598 «О мерах по борьбе с преступностью среди несовершеннолетних», по которому смертная казнь вводилась с 12 лет.

Глава 4

Нравственный закон Януша Корчака

Человека, прошедшего через грязь и кровь войн, ежедневно и ежечасно наблюдавшего смерть, трудно представить педагогом-романтиком. Да Корчак таким и не был.

Уместно развеять некоторые мифы, рисующие Корчака этаким сладеньким доктором Айболитом; в действительности это был очень жесткий человек. Первой войной в его жизни была Русско-японская, которая задумывалась как маленькая и победоносная, а обернулась началом краха империи.

Второй фронтовой опыт Корчак приобрел в годы Первой мировой войны, когда участвующие в ней врачи были поражены бессилием и моральным разложением царской санитарной службы. Не хватало лекарств, инструментов, дезинфицирующих средств и перевязочного материала. Бараки, которые должны были стать полевыми госпиталями, разваливались. Деньги, предназначенные на их ремонт, разворовывались. Взяточничество достигало огромных масштабов. Особой бесчестностью отличался российский Красный Крест, который наживался тогда на всем – на доставке провизии для больных, на лекарствах, на одежде. Миллионные счета, которые он выставлял, невозможно было проверить, потому что в конторах и на складах то и дело случались пожары, в которых сгорали товары и счетные книги.

В разгар Первой мировой войны, в 1915 году, Корчаку было 35 лет. К этому времени он уже достаточно известный писатель и педагог. Писательская цепкость глаза и литературный дар помогали ему видеть то, чего не замечали другие, и находить отточенные формулировки для описания окружающей действительности. К ежедневной письменной фиксации наблюдений за детьми Януш Корчак призывал как родителей, так и педагогов, объясняя последним, что «иначе их жизнь будет промотана зря». Поразительно, что Корчак, впрочем, как и Макаренко, никогда не писал строго научных трудов, не защищал диссертаций. Однако на материале их книг защищены сотни, если не тысячи диссертаций.

Педагогическая мысль Корчака отливалась не только в литературную форму. Он обладал редким даром материализации педагогических идей, поскольку был, как сказали бы сегодня, блистательным менеджером образования, способным в сжатые сроки четко организовать работу детского учреждения с невероятно сложным контингентом воспитанников. Тому есть неоспоримое доказательство.

Януш Корчак

В 1915 году, получив трехдневный отпуск, Корчак отправился в Киев, в интернат для детей. Интернатом руководила Марина Фальская, которая с трудом справлялась с детьми, чье сознание искалечила война. «Визит офицера, поляка, известного писателя, приехавшего прямо с фронта, воспитателя, понимавшего педагогические проблемы как никто другой, стал переломным моментом для всех. За три дня пребывания в киевском интернате Корчак преобразил хаотическую жизнь его шестидесяти обитателей. Из случайного сборища агрессивных анархистов они начали превращаться в демократическое сообщество. В начале своего визита он был втянут в дело тринадцатилетнего мальчика, которого обвиняли в краже часов и угрожали выгнать из интерната. С помощью проверенной (на Крахмальной улице, где располагался детский дом Корчака в Варшаве. – Е. Я.) методики товарищеского суда: свидетелей, обвинителей, адвокатов и судей, которых выбирали из воспитанников, – удалось доказать невиновность мальчика, а заодно дать понять детям, что их права здесь уважают. Он помог им организовать самоуправление. Предложил свою излюбленную идею: издавать собственную газету, показал, как это делать, сам написал вступительный фельетон, – позже присылал статьи с фронта. Днем он проводил время с мальчиками: расспрашивал об их прошлом, о судьбах, печалях, мечтах, советовал, поддерживал, придумывал игры, которые позволяли им хоть на минуту забыть о действительности. За эти три дня Корчак заразил Марину своей педагогической страстью, указал ей цель»[6].

Первая мировая – не последняя война в жизни Корчака. Впереди революция, Гражданская война и провалившееся наступление Красной армии на Варшаву. Поляки выстояли, чудом сохранив свою независимость. Такой обретенный в боях опыт диктует реалистическое, лишенное сантиментов отношение к жизни и воспитанию новых, входящих в нее поколений.

Лицемерие взрослых – проклятие воспитания во все эпохи. Самодовольные взрослые в массе своей, демонстрируя небезупречный образ жизни, проповедуют детям идеальный способ существования, не допуская мысли, что те кожей ощущают и болезненно переносят фальшь: дистанцию между словом и делом. Но наступают времена, когда этот разрыв зашкаливает. Именно лицемерие казенных идеологов диктует государственную стратегию воспитания, основанную исключительно на положительных примерах из истории отечества, призванных прививать детям любовь к родному пепелищу. А о путях кривды – ни слова. И это в условиях свободного доступа к любой информации.

Януш Корчак ясно видел горизонт воспитания, включающий в себя категорический императив Канта – существование звездного неба над головой и нравственного закона внутри нас, – но при этом никогда не отрывался от земли. Ибо был педагогическим реалистом и отдавал себе отчет в том, что школа стоит не на Луне и его воспитанникам предстоит жить в реальном мире. Из этого не следует, что бесполезно учить детей правде и прививать им вечные нравственные ценности. Но есть одно «но»: «Да разве может обойтись любовь к правде без знания дорог, которыми ходит кривда? Разве ты желаешь, чтобы отрезвление пришло внезапно, когда жизнь кулаком хама смажет по нашим идеалам? Разве, увидев тогда твою первую ложь, не перестанет твой воспитанник сразу верить во все твои правды? Если жизнь требует клыков, разве вправе мы вооружать детей одним румянцем стыда да тихими вздохами?

Твоя обязанность воспитать детей, а не овечек, работников, а не проповедников: в здоровом теле – здоровый дух. А здоровый дух не сентиментален и не любит быть жертвой. Я желаю, чтобы лицемерие обвинило меня в безнравственности!»[7]

Не правда ли, неожиданно жесткая фраза для писателя-сказочника и рафинированного интеллигента?

Именно лицемерие обвиняет в безнравственности, в отсутствии патриотизма и прочих смертных грехах тех воспитателей, которые рискуют обсуждать со своими питомцами «грехи нашей родины вечной» (Б. Окуджава). Именно лицемерие приводит к тому, что ученик, однажды внезапно уличивший воспитателя в лукавстве, перестает верить ему. А в результате становится циником или стихийным бунтарем, чей протест выплескивается на улицы.

Задиристое желание Корчака, чтобы лицемерие обвинило его в безнравственности, сбывается на глазах. Старый Доктор (псевдоним, который Корчак выбрал для себя) открыто смеялся, глядя на ханжество, способное выражать лишь праведный гнев и ничего более.

При всем