Ну а теперь – к проблемам.

Мальчик, Ваня, какой-то очень тревожный. Стал спрашивать, чем болели родители и даже бабушки с дедушками. Не может ли он совсем оглохнуть?

Любые неприятные и даже просто необычные ощущения в теле вызывают у него страх. Хорошо хоть, есть кого спросить.

Мама, конечно, тоже пугается, но после визита к врачу и отрицательного анализа на очередное заболевание быстро успокаивается. А вот Ваня – не быстро. Начинает спрашивать, не могли ли ошибиться с анализом. Или что-то пропустить.

Сама Светлана о своем здоровье беспокоится не слишком. Главное – дети. Однако именно поэтому в ее деловом графике расписаны все виды собственной диспансеризации. Потому что ее здоровье тоже принадлежит ее детям.

– Может быть, Ивана пугает общение с врачами? – спрашивает она меня. И поясняет. – Я всегда интересуюсь, какое может иметь развитие то или иное недомогание. Наверное, зря я это при нем?

– Наверное, зря, – соглашаюсь я. Я бы тоже испугался развернутого описания плохого развития событий. Потому что плохое развитие насморка вполне может привести, например, к смерти. Просто это маловероятно, а потому нормального человека насморк пугать не должен.

Договариваемся, что Ваню приведут ко мне. И я догадываюсь, что увижу на приеме.

А с маленькой – другие проблемы. Неожиданные для Светланы-старшей.

Маленькая – бунтует!

Причем по совершенно, как маме кажется, дурацким поводам.

Например, папа ограничил ей время на смартфоне – 90 минут в сутки. А она подобрала пароль и сидела в нем часами, пока мама не застукала это преступление и не отняла телефон.

– Вот как ее надо наказать за этот обман? – спрашивает она у меня.

– Вообще-то я думаю, что ее надо наградить, – не соглашаюсь я.

– За что? – поражается мама.

– А вы бы смогли в одиннадцать лет снять пароль с компьютера? Я бы точно наградил своего ребенка. Он проявил недюжинные способности и целеустремленность.

– Но… без спроса… как же так? – теряется мама. (Я же про себя вспоминаю, сколько всего сделал в своей жизни без спроса, и помалкиваю.)

– Это я еще не все рассказала, – решается мама. – Там у нее переписка была. С незнакомыми людьми. Которые, как мне кажется, за детскими аватарками скрывали взрослые интересы.

– Ага, значит, вы еще и без спроса в ее личную переписку залезли? Извинились хоть перед человеком?

– Перед каким? – сразу не поняла Светлана.

– Перед маленьким, но человеком, – объясняю я, похоже, рискуя потерять «клиента».

Теперь мама совсем теряется.

– А если там педофилы? – наконец говорит она.

– Надо предостеречь, – однозначно соглашаюсь я. – Объяснить, как они маскируются и как входят в доверие. Но сначала нужно извиниться за непрошеное вторжение.

Вот так, потихонечку, продвигается наша беседа.

Напоследок речь заходит о… ногтях.

Оказывается, маленькая бунтовщица решила отрастить ногти. Я сначала не могу вникнуть, почему это плохо, но Светлана все четко объясняет: если ногти станут слишком длинными, она не сможет играть на фортепьяно. И к тому же рисунок на них – ужас. Плохой стиль. Похоже, зря ребенка столь часто водили в художественные музеи.

А я опять вспоминаю несчастного Эдуарда Мане (впрочем, можно привести еще сотню аналогичных примеров). Как его мучили искусствоведы и «современная публика», как не пускали беднягу на официальные парижские выставки-Салоны. А когда все-таки пустили, то как хохотали над его «Завтраком на траве»! Знали бы самоуверенные современники, сколько будет стоить это полотно через года.

Нет, конечно, я не думаю, что девчонка изобразила на своих ноготках будущий шедевр. Но она не побоялась придумать новое и показать это новое свету. И это уже дорогого стоит.

В общем, в истории про ногти я тоже на стороне девочки. Особенно с учетом того, что, скорее всего, фортепианная музыка без слез расстанется со Светой-младшей. А Света-младшая – с радостью расстанется с фортепианной музыкой. А это ведь хорошо, когда всё – по любви, правда?

Ну и теперь самое главное.

Маме сложно это произнести, глаза наполняются слезами, а я опять заранее угадываю, о чем пойдет речь.

– Вчера сын сказал мне, что меня слишком много в его жизни. А дочь – что ей душно от моей любви. Что мне теперь делать?

Мне становится очень жаль усталую и обиженную женщину.

К счастью, ее ситуация пока что достаточно легко исправима. Вот только иногда чертовски сложно понять такие простые вещи…

Но будем потихоньку над этим работать, женщина она умная, всё – опять же потихоньку – поймет.

Какие темы будем с ней деликатно, не спеша, обсуждать, понятно: о личности, о правах и обязанностях, о приватности и границах, о сепарации и автономии. Короче, о том, что можно и нужно жить вместе, интересоваться друг другом, радоваться успехам друг друга, помогать друг другу. Но помнить, что вы все-таки разные люди, хотя любящие и любимые друг другом.

Ну и в завершение – еще примеры. Впрочем, если перечислять всё, что видел, – в десять книг не уложиться.

Поэтому возьмем лишь один кейс.

Эпизод № 2

Маме уже за 70. Сыну – под 40.

Стоп, книжка же, в основном, про подростков и их родителей?

Именно так.

Потому что проблемы, приведшие маму с сыном в кабинет клинического психолога, начинались даже раньше – с детского возраста. А в подростковом и юношеском они закрепились, став чуть ли не надгробным памятником мечтам о счастливой человеческой жизни.

Сначала мама пришла одна. Аккуратно одетая, без следов косметики, физически выглядит вполне сохранно, даже моложе «календарного» возраста, однако глаза – измученного человека.

Сидит напротив меня и плачет: сынок, любимый и единственный, стал раздражительным, грубым, нервным. Но это все ничего, ради сыночка она готова все выдержать. Однако у него перестало ладиться на работе, хотя начинал блестяще: с золотой медалью и красным дипломом. Да и здоровье для 37 лет слабовато: желудок болит, очень плохой сон, постоянные простуды. А теперь еще и сердце. Без лифта на третий этаж никогда не поднимается. А лифт ломается часто, это его раздражает.

Хотя теперь его все раздражает. Особенно мама, которая его так любит.

А в детстве и спортсмен был, и отличник одновременно. Ну, не совсем спортсмен, мама заставляла. А он маму любил. Она всегда была для сыночка самым важным человеком в мире.

– А папа в семье присутствовал? – интересуюсь я.

– Я его выгнала, – неохотно отвечает женщина. – Он не считал сына главным делом жизни.

«Понятно, – печально