после смерти дедушки. И сосредоточился на более важных воспоминаниях, чем на хороших оценках.
К сожалению, на обучение я отправился «в долг». Я потратил все свои сбережения и взял в кредит 70 000$ с уверенностью, что продолжу учиться.
У McKinsey была программа, по которой компания оплачивала обучение при готовности вернуться на работу минимум на два года. Я был уверен, что не хочу возвращаться в консалтинг, и отказался от предложения. Но к концу второго года обучения другой план не появился. Я подал резюме во все другие компании, куда подавался в колледже.
Компании были в замешательстве. McKinsey считалась ведущей фирмой, так почему же я обращался к их конкурентам? Моих объяснений было недостаточно, и все крупные фирмы отказали мне. Затем и сама McKinsey не захотела принять обратно. Я слишком небрежно отнесся к процессу и предполагал, что они примут меня. Так наивно с моей стороны. Я шел по Чарльз-стрит в Бостоне, когда мне позвонили. Это было неловко. Я чувствовал себя неудачником. Возможно, я единственный человек, которому отказали до работы в компании и после работы в ней. Я откатился на несколько лет назад в попытке пробиться во внутренний круг.
Теперь очевидно, что я не горел этим путем так, как мои однокурсники. Пока я ставил жизнь на первое место, они готовились к собеседованиям.
Моя карьерная идентичность пошла трещинами, но я их не замечал и не задумывался об ином жизненном пути.
Спустя месяцы после того, как однокурсников приняли на работу, мне прислала оффер небольшая консалтинговая компания в Бостоне. Это была хорошая возможность, но из-за нее я проигнорировал трещины. Я уже избавился от представления о себе как о Поле-успешном-человеке, но все еще держался за мир успеха.
Кризис здоровья
Самым интересным в компании, куда я попал, стали наемные консультанты, которых мы приглашали для поддержания проектов. У каждого из них была уникальная история и образ мышления. Кто-то работал три дня в неделю, другие полгода, а затем брали шесть месяцев отгула для путешествий. Одни работали в других проектах, другие проводили время с семьей. Я был заинтригован первым контактом с кем-то, кто занят чем-то кроме работы.
Думаю, я бы пришел к такому образу жизни быстрее, если бы не провел львиную долю 18 месяцев в компании в борьбе за здоровье. В первые недели работы я заработал простуду, которая никак не хотела уходить. Постоянный озноб преследовал меня, а спустя пару месяцев появился туман в голове и хроническая боль по всему телу. Жизнь помутнела. Я с трудом добирался до работы и обратно, а оставшуюся часть дня проводил в походах по докторам. Пытался выяснить, что со мной не так.
Я разработал стратегии, как справляться с утомлением и болью, и смог спать по 10–12 часов в день. Даже в таком состоянии я делал по работе все, что мог. Спустя пять месяцев проблем мне позвонили, как я думал, с хорошими новостями. Тесты подтвердили болезнь Лайма, и доктор предложила лечение, которое, по ее словам, должно было помочь.
Я начал курс лекарств, и стало только хуже. Доктора сказали, что это реакция Яриша-Герксгеймера. Она возникает при смерти бактерий. Восемь часов в офисном здании, в попытках сделать грандиозную презентацию, я провел в холодном поту, стиснув зубы от боли. Я хотел как можно скорее оказаться в своем номере отеля.
Комната была впечатляющей для 80-х, но в 2012 она выглядела странной. Посреди спальни стояло дурацкое джакузи. Я забрался в него погреться в окружении гадких коричневых обоев и ощутил беспомощность.
Я продержался неделю и позвонил Питеру, главе офиса, чтобы обо всем рассказать. Он вошел в мое положение, и когда я запросил неделю отгула, он предложил оплатить месяц. Я не хотел подводить его и клиента, но он убедил, что это не так важно. На тот момент у фирмы был непростой период, и Питер рискнул своей работой, приостанавливая проект клиента. Этот лидерский поступок очень вдохновил меня.
Лучше не стало. Месяц превратился в несколько, и я перешел на неоплачиваемый отгул. Лечение перестало помогать. Врачи были в недоумении, а я выл от отчаяния. Почему я? Когда этот кошмар закончится?
Чтобы справиться с этими вопросами, я писал. Я вел блог уже несколько лет, но впервые писательство стало необходимостью, а не хобби. Я был типичным парнем, подавляющим свои чувства. Писать о них в интернете оказалось проще, чем рассказывать вживую. Я создал блог под названием «Лайм – отстой», чтобы делиться своим прогрессом с друзьями и семьей. Со временем блог стал неотъемлемой частью моей надежды. Было нелегко, и пост ниже показывает, как я ждал хороших новостей:
«8 января 2013 г. – Есть несколько постов, которые я не выкладывал в последние месяцы. Считал их слишком депрессивными или эмоциональными. Я решил все же поделиться, ведь добавил позитивный финал. Как минимум у вас появится инсайт того, через что проходят больные. Многие проблемы, с которыми я борюсь, иррациональны и не возникли бы, будь я здоров. Но с каждым днем я учусь все лучше с ними справляться. Надеюсь, это поможет остальным в трудные минуты.
Для меня эти посты – хороший способ выговориться и разобраться в своих мыслях. Я позитивный человек и настроен на лучшее, но каждый новый день очень непрост. Не могу даже описать панику, что накатывает в моменты сомнений и страха, но это часть пути. Когда я выхожу на прогулку, я осознаю, как много хорошего есть на свете, какой я везунчик и что не так уж все плохо. Я ценю поддержку друзей и семьи, когда становится совсем гадко. Мне очень нужна ваша помощь, чтобы пройти через это».
Я сохранил оптимизм и надежду, заставляя себя печатать эти строки. Это самое трудное в болезни. Не как после расставания, когда тебе говорят, что все пройдет, и ты знаешь – так и будет. Когда ты болен, то вынужден верить, что все встанет на места, даже если тело убеждает тебя в обратном.
Мое «встанет не места» подразумевало новую карьеру. Я хотел вновь вернуться к работе, встречаться с друзьями, заниматься любимыми делами и притворяться, что ничего плохого не было. Я поделился этим желанием с другом Джорданом за пиццей: «Потерпи, пока я выздоровею. Ты узнаешь, какой я на самом деле классный». Его ответ шокировал: «Пол, не дури. Я знаю тебя с момента, как ты заболел, и ты уже офигенный». Я пытался переубедить его, но не вышло.
Правда в том,