Возглавив Конго, Сассу-Нгессо не стал менять антураж режима. Он продолжал поддерживать тесные политические отношения с СССР и другими странами восточного блока, получая от них поддержку и некоторую экономическую помощь. Но при этом отношения с Францией были нормализованы, а начавшие поступать в Конго нефтедоллары, в сочетании с улучшением качества управления, позволили стабилизировать ситуацию в стране. Видимость сохранения коммунистического режима позволяла военной верхушке прочно удерживать власть. После краха СССР и падения цен на нефть никакого резона в поддержании этой видимости не осталось, и режим с легкостью отказался от марксистско-ленинской идеологии.

После краткого эксперимента с многопартийной демократией, когда Сассу-Нгессо на несколько лет терял власть, ему удалось выиграть гражданскую войну и вновь встать во главе Конго. Он правит по сей день, являясь видным членом неформального мирового клуба политических долгожителей. КПТ по-прежнему существует и формально остается правящей партией страны. Она неизменно выигрывает парламентские и президентские выборы, проходящие в условиях репрессий и фальсификаций, но фактическая власть принадлежит Сассу-Нгессо. Не подлежит сомнению, что после его смерти решение о преемнике будет принято военной верхушкой, а не партийными функционерами. В Конго как был, так и остался военный режим, хотя ныне он имитирует не коммунизм, а либеральную демократию.

Подводя итоги, можно сказать, что идентифицировать военные режимы, отвечающие предложенному здесь определению, не так уж сложно, но есть некоторые тонкости. Прежде всего надо обратить внимание на то, не имеем ли мы дело с несостоявшимся государством. Его признаки обычно очевидны. Если государство подпадает под эту категорию, то ему не следует приписывать никакого политического режима, поскольку базовую логику его развития задает сама ситуация гражданского конфликта и территориального распада. В литературе такое состояние иногда называют аномией.

Если государство состоявшееся, то проще всего сразу выяснить, установился ли существующий режим путем силового захвата власти. Если да, то это, скорее всего, военный режим. Однако дальше надо сделать несколько уточнений. В первую очередь надо отбросить те случаи, когда военные действовали в интересах других политических игроков и итогом силового захвата власти стало установление или укрепление режима, в котором сами они остаются на подчиненных ролях. При военных режимах решающую роль играют именно силовики, хотя иногда (и это тоже надо учесть) они правят не напрямую, а путем прямого или косвенного внешнего контроля и политических манипуляций. Их объектом могут быть как отдельные политики и организации, так и весь политический процесс в целом за счет установления правил игры, способствующих одним политическим исходам и исключающих другие.

В завершение идентификации следует внимательно присмотреться к режимам, которые по каким-то внешним признакам относятся к другим категориям, но при этом значительная роль военных в них налицо. Некоторые из таких режимов могут оказаться имитациями, маскирующими военную диктатуру.

Глава 2

Хронология и география

2.1. Военные в политических ролях: истоки

Все типы политических режимов, о которых шла речь в предыдущей главе, существуют в современном мире. Но это не единственное основание называть их современными политическими режимами. Более фундаментальной причиной является то, что они существуют в политических сообществах, которые концептуально определяются как современные, в противоположность традиционным. В традиционных обществах экономическая элита (чаще землевладельческая, реже торговая) совпадает с властвующей, что позволяет некоторым исследователям говорить о существовании в таких обществах единого феномена «власти-собственности». Специализированная бюрократия либо отсутствует, либо сама представляет собой экономически привилегированный класс. Профессия однозначно определяет социальный статус и доступ ее носителя к процессу принятия решений. Источником легитимности режима служит религия, приписывающая существующему порядку «богоданный» характер.

Через традиционные режимы прошли все страны мира, и не стоит удивляться, что режимы эти были очень разнообразны. Известный исследователь политических систем прошлого Шмуэль Эйзенштадт выделяет следующие основные политические формы традиционных режимов: родовые империи, империи кочевников или завоевателей, города-государства, феодальные системы и централизованные бюрократические империи. Разумеется, это неполная классификация, неспособная охватить все историческое многообразие традиционных режимов. В нее включены лишь основные типы.

Для немецкого социолога Макса Вебера, который обосновал различие между традиционными режимами и современными формами правления, важной особенностью этих режимов было отсутствие профессиональной специализации в области государственного управления. Это имеет прямое отношение к проблематике военных режимов. В традиционном обществе, как правило, отсутствует армия как профессиональная корпорация. В большинстве таких обществ, включая наиболее архаичные, быть правителем значит командовать армией, а быть воином означает подчиняться правителю и в то же время являться начальником для каких-то других, экономически непривилегированных групп населения.

Если начинается война, правитель отправляется в поход за славой и добычей, окруженный своими дружинниками, каждый из которых на собственные деньги вооружает и экипирует собственный отряд. Это классическая модель европейского раннего феодализма. В мирное время и король, и дружинники занимались тем, что взымали деньги с подвластного населения. Одна из наиболее популярных теорий происхождения государства, теория оседлого (стационарного) бандита, разработанная Мартином Макгуайром и Мансуром Олсоном, в том и состоит, что первые правители были разбойниками и главами вооруженных группировок, которые от бандитских набегов перешли к закреплению на определенных территориях, чтобы единолично их контролировать и получать доход от населения (осуществлять грабежи) не на ситуационной и рискованной основе, а на долгосрочной и гораздо более безопасной для себя.

Замечу, что, хотя теория оседлого бандита и характеризует основоположников государственности с довольно неприглядной стороны, сам переход от кочевого бандитизма к оседлому создатели этой теории рассматривали как колоссальный шаг человечества по пути прогресса. Действительно, оседлому бандиту, в отличие от кочевого, приходится заботиться о том, чтобы население не обнищало и продолжало служить источником дохода. У экономически подвластного населения должна оставаться некоторая свобода действий для накопления ресурсов и инвестирования. «Добрый король» Средневековья – это не идеал или идеологическая фикция, а реальность, обусловленная особенностями такой модели социальной организации.

По мере усложнения традиционных обществ эта модель менялась, но принцип нераздельности власти и вооруженной силы можно обнаружить в каждом подобном обществе. Это касается даже таких сложных образований, как древняя Римская империя: сам титул «император» первоначально носили начальники легионов, и лишь затем он закрепился за фактическими главами государства. По мере развития (а потом и упадка) императорского Рима баланс сил между гражданской и военной властями изменился в пользу последней. Не были неизменными эти взаимоотношения и в других зрелых государственных образованиях Древнего мира и Средневековья, например в Китае. Однако военная сила продолжала оставаться ключевым политическим ресурсом.

Процесс перехода от традиционного общества к современному обозначается термином «модернизация». Исторический процесс модернизации, в Западной Европе охвативший период, известный как Новое время, описывался ранними социальными теоретиками – прежде всего Максом Вебером, а затем Толкоттом Парсонсом – как глубокая экономическая и культурная трансформация. Многие идеи, связанные с теорией модернизации, в течение последних десятилетий были подвергнуты сомнению и остаются спорными, и мне здесь совершенно не хотелось бы устраивать широкую дискуссию по этому поводу. В той мере, в какой теории модернизации касаются политики, они в большинстве своих версий постулируют, что в современном обществе на смену «слитной», функционально недифференцированной власти приходят модели государственного управления, связанные с дифференциацией и профессионализацией управленческих сфер.

Под профессионализацией в сфере государственного управления понимают прежде всего формирование профессионального государственного аппарата (то есть бюрократии), отдельного от политического руководства. Обычно бюрократия определяется как имеющая три основные характеристики. Во-первых, она иерархична, то есть имеет пирамидальное устройство, за каждым уровнем которого закреплены четко определенные сферы компетенции по принципу разделения труда. Во-вторых, эта иерархическая структура носит профессиональный характер. Каждый отдельный бюрократ осуществляет свою деятельность на оплачиваемой основе, причем уровень оплаты труда определяется эффективностью при решении управленческих задач, а также успешным продвижением по иерархической карьерной лестнице. В-третьих, бюрократия функционирует на безличной основе, то есть опирается на правила, а не на произвольные решения, даже если они целесообразны для выполнения отдельных задач.

Даже беглый взгляд на эти признаки бюрократии позволяет усмотреть значительную общность между способом организации гражданского аппарата государственного управления и внутренним устройством современных