государства. В подтверждение предсказания организовывались и поездки делегаций, которые по возвращении со специально разработанных маршрутов, где им оказывался особый прием, должны были прийти к выводу, что виллы немецких капиталистов скоро также превратятся в детские дома и школы, как дворцы русского дворянства.3 Поэтому сообщения о том, что "Мансфельдские горные разработки" Отто Вольфа получили из карманов налогоплательщиков 7 миллионов марок только потому, что мультимиллионер угрожал уволить рабочих, не могли вызвать ничего, кроме возмущения, поскольку "миллионеры, увольняющие рабочих, должны быть поставлены к стенке, а не получать еще и вознаграждение". * В борьбе за освобождение и упрочение положения рабочих не должно делаться никакой разницы между еврейскими и христианскими капиталистами, как того хотят национал-социалисты, потому что и те, и другие в равной мере эксплуататоры и равно приговорены к смерти историей, в то время как немецкие и еврейские пролетарии (поскольку таковые существуют) должны держаться вместе.s

Таким образом, с 1925 по 1933 год, несмотря на заметное усиление роли национал-социалистов, произошло, в сущности, лишь легкое смещение акцентов, поскольку основным врагом оставалась капиталистическая система, а внутри этой системы основное внимание долгое время направлялось на социал-демократию. Так, в 1925 году Карл Радек использовал в пропагандистских целях скандал вокруг братьев Барматов не менее активно, чем национал-социалисты, и точно также говорил в своей брошюре "Барматовская социал-демократия" о "польско-еврейско-голландско-немецких спекулянтах", которые особенно расположены к социал-демократии, в то время как Штреземан, например, в значительной мере опирается на концерн "русского еврея Литвина". Но главная причина всей и всяческой коррупции заключается, по Радеку, в том, что социал-демократия поддерживает капитализм. Поэтому только устранение лидера этой партии может создать здоровую, то есть свободную от коррупции обстановку: "Когда немецкая революция повесит Шейдеманов и всю социал-демократическую Барматову клику, то, может быть, она изваяет им памятник из мрамора: собака, бескорыстно лижущая хозяйскую плетку ".6

Вальтер Ульбрихт, в свою очередь, учитывал (о чем случалось писать и Радеку), что определенная часть рабочих подкуплена буржуазией посредством более высокой заработной платы и что нацисты на основании коалиционной политики СДПГ и АДГБ [ассоциации немецких профсоюзов] могут "приобрести влияние в мелкобуржуазных, а отчасти и в рабочих слоях", и потому требовал "прогнать капиталистических паразитов: крупных промышленников, банкиров, юнкеров, крупных торговцев, буржуазных политиков, предателей рабочего класса, спекулянтов и ростовщиков" по "блестящему примеру" Советского Союза.

Нетрудно увидеть, почему "покатятся головы" Гитлера и даже его антисемитизм не особенно взволновали немецкую общественность: ведь даже Радек стремился использовать антисемитские настроения, а грандиозные истребительные планы Ульбрихта неизбежно задевали и большинство евреев, хотя лишь через тотальную экспроприацию.

Несмотря на это, коммунизм сохранил свою притягательность для интеллигенции и для людей, чувствительных к морали. Так, в Мангейме городской пастор Эккерт обосновывал свой переход из СДПГ в КПГ тем, что он пошел туда, где действительно пытаются помочь труждающимся и обремененным: "Капитализм должен умереть, чтобы народ мог жить".

Только благодаря большевизму, объяснял он, может быть положен конец ужасному обнищанию масс, поскольку большевизм сегодня не что иное как сам трудящийся, нуждающийся народ.8

Национал-социалистской пропаганде было не так-то просто ответить на столь простой и трогательный аргумент. Пример России устрашил поначалу даже не всех крестьян, тем более что КПГ остерегалась говорить о коллективизации; что же касается рабочих, нельзя было не заметить, насколько марксистские представления им, если можно так выразиться, врождены. Поэтому "Национал-социалистская организация фабричных ячеек" критиковала эксплуатацию, произвол предпринимателей и вообще капитализм не менее жестко, чем марксисты, пытаясь только поставить национальную программу на место интернациональной.

Несколько легче было пропагандистам там, где речь шла о сохранении традиционных ценностей. Так, Ганс Шемм в своей брошюре "Красная война. Мать или товарищ?" демонстрировал читателям альтернативу "христианское жизнеутверждение или варварское уничтожение! ‹…› Гитлер или Сталин!", и призывал их при вечернем звоне произносить молитву: "Сохрани, нас господи, от чумы, от уничтожения большевистским зверем".

Куда грубее выражался Йозеф Геббельс в своем сочинении "Наци-соци", где антибуржуазная полемика занимает столь же важное место, что и антиеврейская, при невозможности установить с полной определенностью, о какой именно идет речь. "Нет ничего более лживого, чем толстый, откормленный буржуй, протестующий против пролетарской идеи классовой борьбы.‹…› Конечно, еврей тоже человек. ‹…› Но блоха тоже зверь, и притом неприятный. И поскольку блоха – неприятный зверь, то наш долг – не оберегать и защищать его ‹…›, а обезвредить".10

Как сильна была внутренняя зависимость, показывают уже заголовки вроде "Коммунистические рабы капитала", причем доказательствами служат в этом случае объявления больших магазинов в "Роте Фане ", а с другой стороны – и ссуды Уолл-стрит Советскому Союзу.

В отношении самого Советского Союза было, конечно, нетрудно указать, в противовес славословиям коммунистов, на другую сторону; это делалось не в последнюю очередь с помощью цитат и перепечаток сочинений разочаровавшихся коммунистов, таких, как книга Панаита Истрати "Россия нагишом"11, где из собственных впечатлений и советской прессы вырисовывалась картина, в центре которой стояли уже не ужасы ЧК, а условия труда и заработная плата.

Никакого соответствия у национал-социалистов не обнаруживается с представлениями Агитпропа, поскольку трудно считать таковым первые попытки с местами тинга, а также борьбу за немецкую культуру. Для вечеров декламации и театральных представлений этих групп типичным было не ограничиваться атакой на национал-социалистов, а нападать на все, что так или иначе связано с капитализмом. Так, в одной из песенок ("Зулейка Негопар"), высмеивающих "Немецкую государственную партию", организацию-преемницу Немецкой демократической партии, поется:

Весьма неприятная смесь!

Такая народно-еврейско-национальная!

И ноги у нее рахитические,

И нос у нее семитический,

Глаза голубые и расово-чистые

И каждый говорит: "Это не я!".

В том же номере "Красного Рупора " (Роте Шпрахрор) опубликован текст инсценировки, в которой Гитлер, Геббельс и несколько простых нацистов изрыгают клич "Сдохни, жид!". На другой стороне сцены стоят капиталисты, в том числе и еврейские, и один из них говорит: "К сожалению, это стоило денег, но будет и прибыль". В конце актеры, изображающие нацистов, срывают с рукавов повязки, и, держа коммунистические эмблемы, поют: "Евреев тоже можно вынести, если они жертвуют кое-что для ваших фондов; можно иногда отважиться и на один-другой погром, лишь бы это не кончалось классовой ненавистью". 13 Очевидно, национал-социализм понимается тут как ущербный модус коммунизма, а антисемитизм рассматривается как первый шаг на верном пути, поскольку он направлен против еврейских капиталистов.

Бросается в глаза частота, с какой высмеиваются попы и Центр, очевидно, в связи с защитой Советского Союза. Положительное решение сформулировано в одной "Солдатской песне" так:

"Мы защищаем Советский Союз, тебя, наша красная Родина ‹…›

‹… – Всему миру грозит фашизм…