что умер в тот день, когда ему была назначена аудиенция. Поэтому на улицах города регулярно попадались валяющиеся в грязи пьяные. Иногда какой-нибудь извозчик, увидев знакомого пьяного, грузил его в свою повозку и отвозил домой, где получал деньги за проезд и доставку пьяницы. Нередко бывало иначе, когда извозчик завозил пьяного в какой-нибудь глухой переулок и, обобрав до нитки, убивал.
Картину уличной жизни дополняли еще две характерные черты: обилие нищих и публичные расправы с преступниками. Если и в наше время нищих, открыто просящих милостыню, мы практически не увидим на улицах, то раньше их на улицах были сотни, и дело было не в том, что общество было неблагополучным – по убеждению человека того времени милостыня (благотворительность) была не средством борьбы с социальным недугом, а благочестивым занятием, необходимым для спасения души (о нищенстве пойдет речь в отдельном разделе). Поэтому милостыня могла быть только личным делом набожного человека, и эта милостыня была необходима и самому подающему её, а не только нищему.
Поэтому в средневековой Москве нищенство имело огромное распространение. У окон домов богатых людей стояли целые толпы нищих, периодически получавших пищу или иную какую-либо милостыню. Нищие были распределены по боярским дворам, каждый из которых содержал свою группу нищих. Подобные же постоянные группы были при московских монастырях и крупных соборах: при Успенском соборе Московского Кремля состояло двенадцать так называемых успенских, богородицких или пречистенских нищих, по столько же человек было в группах при Чудове монастыре и соборе Николы Гостунского в Кремле; последняя группа или артель состояла исключительно из женщин, главным образом вдов священников. Артели нищих Архангельского собора, собора Василия Блаженного и Богоявленского монастыря насчитывали по десять человек.
Массы нищих кормились также около царя и патриарха, служивших в этом отношении образцом для всего общества. Царь Алексей Михайлович содержал постоянно в самом дворце нескольких нищих стариков, которые занимали определенное место в дворцовом штате как «верховые богомольцы». Также и патриарх Никон при любом своем выезде или выходе оделял милостыней всех попадавшихся по пути нищих, а на Пасху накрывал для них в главной палате собственного дворца огромный стол и даже собственноручно мыл им ноги. Иногда проводилась особая раздача милостыни, например в засуху, когда патриарх созывал нищих на молебен о дожде. Так было, например, в 1681 году, когда в один день нищим раздали 61 рубль – сумма очень крупная, из чего можно заключить, что нищих собралось около 600 человек (если давали каждому по 10 копеек), а может быть, и более 2000, если давали по алтыну (три копейки).
Нередко нищие ради получения милостыни шли на преступление. Так, в 60-х гг. XVII в. четверо нищих решили красть детей, чтобы с их помощью получать более щедрую милостыню. Для этого двое или трое из них подстерегали детей на улицах, приманивали их к себе яблоками или грецкими орехами, уводили с собой, калечили и водили с собой по улицам и перекресткам, показывая прохожим как родных детей и прося помочь «больному от рождения» ребенку. Банда нищих бесчинствовала в Москве 17 лет, изувечив и убив за это время множество детей, но однажды, когда один из них сидел на улице с ребенком, последний узнал в одной из проходивших мимо женщин свою мать и закричал. Мать схватила ребенка, подняла крик, сбежались люди, нищий был схвачен и вскоре вся шайка оказалась в тюрьме.
Публичные истязания преступников были тоже довольно частым явлением на улицах и площадях Москвы. Часто через толпу вели полуобнаженного, окровавленного человека, которого палач хлестал кнутом, громко объявляя его вину. Подобные же сцены можно было наблюдать у всех приказов в Кремле. Сохранилось описание совершения наказания, которому однажды подверглись перед Приказом новой четверти девять нелегальных торговцев вином – восемь мужчин и одна женщина. Каждого преступника обнажали до бедер и клали на спину помощника палача, при этом наказуемый охватывал его шею руками. Другой помощник поддерживал веревкой связанные ноги преступника, чтобы он не мог двинуться ни вверх, ни вниз. Палач, отступив на три шага назад, хлестал наказываемого по спине длинным толстым кнутом так, что после каждого удара обильно лилась кровь, а подьячий считал удары, следя по выписи за тем, чтобы каждый получил ровное число назначенных ударов. Известно, что опытные палачи могли убить человека тремя ударами кнута.
Мужчинам было дано от 20 до 26 ударов, женщине – 16, после чего она потеряла сознание. Истязание было настолько жестоким, что на спинах наказанных не сохранилось кожи даже на палец шириной и они «были похожи на животных, с которых содрали шкуру». После экзекуции на торговцев навесили бумажки с табаком и бутылки и провели по городу, осыпая ударами. Иногда виновных били кнутом на «козле», то есть особой скамейке. В некоторых случаях торговая казнь сопровождалась клеймлением, вырезанием ноздрей, отсечением руки или ноги.
Менее тяжким, хотя достаточно мучительным наказанием было битье батогами, то есть тонкими палками, которыми преступника, растянутого на земле и раздетого до рубашки, два палача колотили по спине, а иногда и по животу; в последнем случае наказание иногда кончалось гибелью преступника. Батоги назначались судом за менее важные проступки.
Кроме того, многочисленные прохожие, идущие по московским улицам того времени, могли каждый день перед приказами видеть выстроенных в ряды людей разного чина, которых приказные служители били, прохаживаясь вдоль рядов тонкими палками по ногам. Это был так называемый «правеж» – принятый на Руси способ взыскания долгов и казенных недоимок. Осужденные на правеж неплательщики приводились из тюрьмы или сами являлись, если им удавалось найти поручителей, к приказу. На них надевали доски с надписями, в которой прохожим объяснялось, за что именно данный человек подвергается правежу. Нередко вместо доски вешали предметы, обозначавшие его вину. Так, например, взяточник, бравший взятки сушеной рыбой, стоял со связкой воблы на шее. После этого виновные подвергались битью палками в течение целого ряда дней, пока не уплачивали долга или пока не заканчивался срок наказания.
Били доброго молодца на правеже,
на жемчужном перехрестычке
Во морозы во хрешшенские,
Во два прутика железные.
Он стоит, удаленькой, не тряхнется,
И русы кудри не шелохнутся,
Только горючи слезы из глаз катятся.
Площадь Ивана Великого в Кремле. XVII в. Худ. А. Васнецов
За расправой обычно наблюдал из окна приказной человек. Некоторые преступники подкупали палачей, и за небольшую сумму экзекутор мог лишь изображать сильные удары, не нанося стоявшему на правеже никакой боли. Другие же клали в сапоги жесть или деревянные дощечки, чтобы сделать удары
