К 1725 в России было 221 промышленное предприятие, из них 86 в области металлургии и металлообработки, производства оружия. Из них сорок крупных. Причем до начала деятельности Петра существовало лишь 10% этих предприятий.

Обратной стороной было то, что Петр произвел резкое упрощение социальной структуры, отказавшись от цветущей сложности прежнего государства. Фактически превратив одну из социальных групп, – воинов, несущих военную службу за поместный оклад – в привилегированный управляющий слой, обладающих всей полнотой экономической, полицейской, фискальной, политической власти на местах. Да, при нем они платили за это пожизненной службой и обязанностью учиться тому, что полезно для службы. Однако после него началась эмансипация высшей части служилого сословия, шаг за шагом, и задолго до приснопамятного манифеста 1762 г. и жалованной грамоты 1785 г., дворянство шло по тем же колеям, что и польская шляхта за 200 лет до того, даже наименование оно получило – шляхетство. Вначале сокращение срока службы, потом полное освобождение от службы (крестьяне будут кормить тебя по-​прежнему, а ты можешь валяться на диване или шастать по масонским собраниям), от обязанностей, от ответственности. Вместе с успешными гвардейскими переворотами дворянская власть уже превратилась во власть государственную – Россия все более напоминала польскую шляхетскую республику во главе с монархом, послушно откликающимся на запросы дворянства; то, что Ключевский называл дворяновластием. Соответственно с эмансипацией дворянства падало политическое и социальное значение других сословий, их экономические возможности. Хуже всего, что это сопровождалось культурным разрывом, даже языковым. Дворянство, по сути, превращалось в вестернизированную корпорацию в подчиненной ей незападной стране, отчуждалось от нее. Его праздность сопровождась быстрым впитыванием модных западных веяний – сегодня мы называем их «повестками» – которые приходили в Россию как эпидемии. У русского образованного класса не было никакого иммунитета от них: масонство, либерализм, консерватизм, гегельянство, позитивизм, марксизм и так далее, в том числе западные национал-​романтические мифы, готицизм, норманнизм.

Достоевский определяет: «Тут главное, давнишний, старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности...»  Впитывали даже западные романтические мифы – русские верили, что если у нас не было рыцарей, то у нас не выработалось чувство достоинства – и это пишут вроде умные люди как Бердяев. Хотя все ясно, если глянуть на рыцарские замки в долине Рейна – стоят каждые пару километров на холме, чтобы контролировать территорию с окрестными деревнями и более всего водный путь, и обязательно с пыточным подвалом для проштрафившихся крестьян и соперников. По сути, рыцари - главари ОПГ, осуществляющих выжимание ренты из подвластных людей, земель и путей.

Условия существования России (в зоне холодного континентального климата и регулярных вражеских нашествий, что из хищной Европы, что из евразийских степей), когда почти весь прибавочный продукт уходил на обеспечение обороны и выживания, привели к позднему появлению у нас гуманитарных наук, да и секуляризованного знания. Этим хорошо попользовались западные «партнеры».

То, что для Запада было эмпирическими полученными формулами (работает, приносит доход в конкретных условиях) у нас становилось священным. Русские, как дотоле малописьменный народ, верили красивым словам, элегантным словесным формулам, не понимая их эмпирического проиcхождения, не видя за ними чьих-​то материальных интересов – этакий вариант магического сознания.

Западный либерализм – идеология освобождения там третьего сословия, которая сводилась к основному пункту: «не мешайте делать деньги» (laissez faire), ставшая идеологией диктатуры крупного капитала. Она облачала в красивый идеологический флер экспансию англосаксонских государств, а затем и коллективного Запада, разрушение ими слабых социумов, захват производительных сил и присвоение прибавочного продукта по всему миру. То, что помогало экспансии Запада и западного капитализма, у нас воспринималась как идеология всеобщего счастья, которому мешает наше отсталое темное государство. Мы заимствовали вместе с западными теориями и политической философией и западный взгляд на нас самих – «рабы рабов», как писали Вольтер и Маркс. Мы охотно воспринимали и черные мифы о нас, получая от этого мазохистское удовольствие. Мы смотрели на себя недобрыми глазами наших цивилизационных конкурентов, видели себя в их кривых зеркалах.  Оппозиция и власть у нас соперничали в подражательстве, интеллектуальной зависимости от Запада. И власти, и оппозиция пытались соответствовать тому, что Запад хотел от нас. Это приводило к катастрофическим «реформам» и страшным внутренним конфликтам с многомиллионными жертвами.

Разнообразные теории прогресса, которые приходили к нам с Запада требовали уничтожения «отсталого» и «реакционного», то есть того, что мешает победному шествию капитала. Все пришло к тому, что «реакционера», мешающего переходу к светлому будущему, можно убить, также просто как западные коллеги наших прогрессоров уничтожали «отсталых» дикарей, к числу которых относились и вполне белые ирландцы во время английской революции и вандейцы во время французской революции. И те, и другие как бы не люди.

Декабристы, как известно, все красавцы и поэты. Только никто не освободил своих крестьян с землицей как предлагалась по закону о вольных хлебопашцах от 1803. То, что они собирались сделать, тоже относилось к накоплению капитала. По конституции декабриста Н. Муравьева крестьянину давали 2 десятины, в два c лишним раза меньше того среднего земельного надела, что он имел при крепостничестве – если не хватает земли для прокормления, иди, крестьянин, батрачить или плати за аренду земли. Заодно планировался распад страны – та самая конституция нарезала Россию на 15 полусуверенных держав. Польша и часть юго-​западных земель отсутствовали в списке этих держав вовсе. Между прочим, абсолютно тождественные силы, такие же парамасонские офицеры, победив в Латинской Америке при освобождении от власти испанской монархии, создали массу банановых республик с парламентами и партиями, в которых сидели плантаторы и латифундисты, и клиенты западных корпораций, с застойной нищетой кабальных арендаторов-​пеонов, с регулярными интервенциями янки и зависимой слабой экономикой.

И реформа 1861 года прошла под влиянием если не английских, то прусских образцов, в значительной степени по декабристским канонам, – с уменьшением до 40% (в среднем 20%) земельных наделов, которых до того имели экс-​крепостные крестьяне –