Энрикес считал, что революция в Чили вступила в полосу застоя, топчется на месте, а между тем, нужно развитие и радикализация. Он писал: «Какая же у нас цель? Свобода и процветание! Свобода уже провозглашена. Национальное процветание придет лишь с развитием науки, искусства, сельского хозяйства, промышленности, торговли, экономики, с упрочением новых законов»[340]. По его мнению, было необходимо приступить к главному: установить демократию и независимость, ибо «просвещение, промышленность, торговля процветают только при гражданской свободе»[341].
Для Энрикеса гражданские свободы, естественные права были главной целью борьбы за освобождение. Его идеи, пожалуй, в самой полной мере отвечали идеалам французской революции. По убеждению Энрикеса, правительство оправдывало своё существование, только если гарантировало эти права. «Эти права — равенство, свобода, безопасность, право собственности и право на сопротивление угнетению. Все люди рождаются равными и независимыми, они должны быть равными перед законом», — писал он[342].
Энрикес утверждал: «Собственность — это следствие свободы и безопасности»[343]. Обеспечить её можно только при гражданских свободах. Именно демократия гарантирует все свободы и безопасность граждан. «Гражданские свободы так же нужны, как и свобода нации»[344]. Свобода сопряжена, по убеждению Энрикеса, с равенством всех граждан, в том числе и индейцев: «Стремление к свободе сопряжено с желанием равенства. Индейцы должны быть признаны равными нам». Эта нация, арауканы, нуждаются в просвещении и свободе[345].
Энрикес видел в простом народе источник силы и свободы Чили. Однако для того, чтобы «плебс» стал достойным действующим лицом политической жизни, чтобы он стал народом, необходимо просвещение и распространение среди него новых, прогрессивных идей. Уметь читать, писать и считать — вот путь цивилизовать чилийский народ. Он писал: «Не только знатные и богатые должны разбираться в принципах новых идей, но и плебеи, ремесленники, рабочие и большая часть женщин»[346].
Свобода, по мнению Энрикеса, никогда не станет реальностью без независимости страны. Он писал: «Америка хочет быть свободной, чтобы трудиться во имя собственного счастья»[347]. Энрикес призывал: «Объявим же о нашей независимости, только это может стереть с нас клеймо мятежников, которым нас награждает тирания. Только независимость может дать нам достоинство, дать нам союзников среди великих держав, внушить уважение нашим врагам!»[348]
Энрикес доказывал, что Америка впустую ждет свободы и отношения на равных от метрополии. В 1813 г. он написал работу «Катехизис патриота», которую опубликовал в новой газете «Monitor Araucano», пришедшей на смену «Aurora». Там он писал: «Кто такой патриот? Это — друг Америки и свободы… Свобода нации — это независимость, а это означает, что судьба родины не будет зависеть от Испании, Франции, Англии, Турции или кого-либо еще, то есть она сама будет управлять своими делами». Свобода нации — это осуществление её естественного права[349].
Идея союза и конфедерации в рамках монархии более не выдерживала критики. Кадисские кортесы отказались удовлетворить требование свободной торговли, исходившее от всех депутатов от Америки. «Чего ещё ждать?» — вопрошал Энрикес. Он писал: «Пришло время, когда каждая провинция Америки, наконец, провозгласит себя свободной и независимой на основе своих неотъемлемых прав… Родина моя, провозгласи себя независимой и освободи себя от клейма мятежника»[350]. Взгляды Энрикеса были близки Каррере. Их разделял также ближайший друг и сподвижник Хосе Мигеля консул США Пойнсетт.
Пропаганда Энрикеса делала своё дело. Всё большее число чилийских политиков, в том числе и оппозиционных режиму Карреры, склонялись к открытому провозглашению независимости. В начавшей выходить в 1813 г. в Сантьяго газете «El Semanario republicano» Хосе Антонио Ирисарри писал: «Мы должны стать независимыми, если не хотим снова впасть в рабство… Мы ничего не теряем, заявив о нашей независимости от Фердинанда… У нас только один король — суверенитет народа»[351]. В этой газете все чаще звучали призывы провозгласить формальную независимость Чили, не прикрываясь лояльностью к Фердинанду VII[352]. В 1812–1813 гг. среди большей части чилийской элиты укрепилось осознание неизбежности провозглашения независимости.
Несмотря на это предложенная чилийцам в октябре 1812 г. временная конституция не порывала с автономистскими настроениями умеренных. Джонстон так писал о ней: «Временная конституция включает в себя все либеральные принципы, но по-прежнему признает суверенитет короля. Здесь все говорят, что это нужно до тех пор, пока у них не будет оружия, и тогда они объявят себя независимыми от испанской короны»[353].
Проект конституции был написан и отредактирован Камило Энрикесом под диктовку Хосе Мигеля Карреры и Пойнсетта. Целью Карреры была легитимация собственной диктатуры. Эганья, уже год составлявший свой проект, с обидой написал в своем дневнике: «Некие люди из народа собрались и написали временную конституцию»[354]. Была создана конституционная комиссия, в состав которой вошли Энрикес, Салас и Ирисарри. Текст был готов к октябрю 1812 г.
22 октября конституцию обсудили в правительстве и после недолгих дебатов приняли. Было решено провести конституцию через процедуру «народного одобрения»[355]. С 26 по 28 октября её текст был выставлен в кабильдо городов для всеобщего ознакомления. Под ней подписывались все граждане (речь шла лишь о «достойных», знатных горожанах) и военные. Так как добровольно пришли поставить свои подписи лишь немногие, солдаты силой приводили горожан, избивали несогласных и подписывали текст от их имени[356]. После этого «народного» одобрения 31 октября было объявлено о принятии конституции, а губернаторам провинции предписано принять её, не читая.
Основной закон именовался «Временный конституционный регламент народа Чили». В преамбуле излагался ход событий 1809–1810 гг.: кризис монархии, свержение «коррумпированного правительства» Карраско. Указывалось: «Чили с равным правом по необходимости повторила то, что сделала Испания, отвергла те бесчинства, которые совершали в Америке власть предержащие, злоупотреблявшие доверием суверена»[357]. Народы Чили сами решили избрать свое правительство. Новая конституция декларировала основные гражданские свободы, равенство всех чилийцев в правах. Самым сложным был вопрос об отношениях с испанской короной. Статья 3 устанавливала: «Король Фердинанд VII должен принять нашу конституцию, так же как и конституцию Испании. От его имени будет править хунта, которая станет ответственной за всю внутреннюю и внешнюю политику»[358]. Принятие конституции королем было условием сохранения Чили в составе Испанской империи, но при этом означало фактическую независимость стра ны.
«Временный конституционный регламент» устанавливал новую структуру политической власти. Учреждался Сенат, являвшийся высшим органом власти и представителем всего суверенного народа Чили. Статья 8 декларировала: «Право суверенного народа — устанавливать налоги, объявлять войну, заключать мир, печатать деньги, заключать союзы и торговые договоры, назначать
