В конце октября 1811 г. в Сантьяго было получено письмо вице-короля с угрозами в адрес патриотов и требованием восстановить старую систему управления[371]. Письмо обсуждалось в правительстве, и первоначально хунта хотела разорвать отношения с Лимой. Затем по здравому рассуждению 6 ноября был составлен взвешенный ответ вице-королю. В нем подробно разъяснялись все события и принятые хунтой меры. Главное, — уверяли чилийцы, — все изменения в системе управления осуществлены не во имя независимости, в чём их обвинял Абаскаль, а для стабилизации положения в стране. По-прежнему чилийцы заверяли в своей преданности Фердинанду VII. На угрозы вице-короля они обещали ответить силой. Одновременно с отправкой этого письма хунта постановила укрепить связи с Буэнос-Айресом[372].

Враждебность Лимы представляла большую опасность, недостаточно осознанную чилийским правительством. Абаскаль стал выдавать пиратские патенты капитанам для действий против врагов Испании и торговых судов, идущих в Чили. Эти корсары наносили большой вред чилийской торговле. Роялисты господствовали на море.

Хунта могла лишь протестовать против пиратов. Правительство наконец осознало опасность, исходившую от Лимы. Испанские кортесы выпустили постановление, предписывающее Регентству и другим властям принять меры по умиротворению восставших колоний, не останавливаясь перед применением силы[373]. Военная сила Перу была несопоставима с чилийскими войсками. Армия Чили была импровизированной, это было в основном ополчение. Офицеры не были профессионалами, а солдаты — обыватели и крестьяне, имевшие смутное представление о воинской дисциплине и не обученные военному ремеслу. К тому же в Чили не было оружия. Хунта могла мобилизовать много людей, но боевые качества такого войска были крайне низкими.

Чилийское правительство уже в конце 1812 г. проявляло крайнюю обеспокоенность по поводу состояния своей новой армии ввиду непрочного внутреннего и внешнего положения королевства. Наибольшую опасность представляли собой недисциплинированность войск и массовое дезертирство. 10 ноября 1812 г. вышло обращение за подписью Прадо и Порталеса, в котором, в частности, говорилось: «Скандальные масштабы непрекращающегося дезертирства в нашей армии подвергают нашу казну перенапряжению и наполняют бродягами страну, порождая преступность… Предписывается каждому честному гражданину задерживать дезертиров и передавать их местным судьям. За каждого пойманного дезертира задержавший его гражданин получит 8 песо, которые затем будут вычтены либо из жалования солдата, либо из его зарплаты на общественных работах, за которые тот получит лишь 1 реал в день [1 песо = 7 реалам — А.Щ.]»[374]. Затем в дополнение к этому был выпущен декрет об амнистии тех дезертиров, кто добровольно вернется в свои части[375].

В пылу подготовки к военной интервенции в Чили в октябре 1812 г. Абаскаль лично обратился к епископу Консепсьона и другим церковным и гражданским деятелям в Чили с призывом поддержать его усилия по умиротворению страны[376]. В декабре 1812 г. вице-король направил в Чили небольшой экспедиционный отряд в 50 человек во главе с генералом Парехой. Роялисты прибыли сначала на крайний юг Чили, на остров Чилоэ. Пополнив свои отряды местными ополченцами, Пареха перебрался в Вальдивию, где к нему присоединились ещё 2 тысячи солдат. В мае 1813 г. у роялистов было уже 6 тысяч солдат. Это была очень серьезная сила. В марте 1813 г. роялистская армия приступила к «реконкисте» (отвоеванию) Чили.

Одна из центральных улиц Сантьяго

26 марта 1813 г. десант роялистов высадился с 5 кораблей в окрестностях Талькауано, недалеко от Консепсьона. Они взяли город Талькауано штурмом и, по свидетельству командира отряда патриотов Р. де Ла Сота, устроили резню мирных жителей[377]. В Консепсьоне возобладали панические настроения, и на созванном губернатором совещании корпораций было принято решение о капитуляции. 28 марта кабильдо города отказалось признать решение корпораций и отвергло ультиматум роялистов. Лишь предательство военных, перешедших на сторону противника, решило участь города. Патриоты бежали на канонерке в Вальпараисо[378].

Нашествие роялистских войск разделило страну на два лагеря. Как писал историк Д. Баррос Арана: «Пока одни спешили к реке Мауле, стремясь приблизится к столице и веря, что там будет организована оборона страны, другие двигались в обратном направлении, в Консепсьон, чтобы присоединиться к завоевателям»[379]. Чильян, Лос-Анхелес и другие места юга открыто переходили на сторону роялистов еще задолго до прихода их войск. Многие отряды ополчения, в том числе и находившиеся под командой таких видных военачальников патриотов как О’Хиггинс, выходили из подчинения своих командиров и переходили на сторону роялистов[380]. На юг отправились ярые противники патриотов, в том числе епископ Вильодрес, которому генерал Пареха поручил гражданское и военное управление Консепсьоном. В роялистских городах торжественно клялись в верности Фердинанду VII и конституции испанской монархии.

Известия о вторжении пришли в Сантьяго в конце марта[381]. 31 марта Каррера обратился с воззванием к народу с призывом отдать все силы на борьбу с врагом: «Забудьте об умеренности! Нужна твердость во имя победы!»[382] Власти Чили закрыли свои порты для кораблей из Перу. Чилийское правительство подчеркивало, что война идёт не с испанской монархией, а с вице-королем и его деспотическим правлением. Вице-королю Перу была объявлена война, а за поддержание связей с Лимой чилийцам грозило 10 лет тюрьмы[383].

На юг были направлены войска патриотов. Главнокомандующим назначен Хосе Мигель Каррера, который в сопровождении американского консула Пойнсетта отбыл на юг. В его отсутствие правила хунта в составе Хуана Хосе Карреры, Х.М. Инфанте и Ф. Переса. Вскоре Хуан Хосе отбыл в Тальку, а его место занял А. Эйсагирре. Передача гражданской власти уважаемым и влиятельным людям, в отличие от Карреры не имевших личных конфликтов, привлекла к правительству широкие круги элиты Сантьяго, обеспечив ему общественную поддержку, столь необходимую в условиях войны. Новому правительству удалось собрать значительные финансовые средства в виде добровольных пожертвований[385].

После известий о нашествии королевских войск на юг в Сантьяго отмечался мощный подъем патриотических чувств народа. Кабильдо выпустил воззвание «Родина в опасности». Даже епископ Сантьяго к изумлению роялистов обратился к чилийцам с пасторским посланием: «Вооружайтесь, идите на Консепсьон, защищайте ваши жизни, жизни ваших отцов и жен, ваших детей и ваше имущество»[384].

Свидетель тех событий С. Джонстон писал в своих письмах: «Военный энтузиазм народа был неописуем… Торговцы закрывали свои лавки, ремесленники — мастерские, крестьяне оставляли свои труды, чтобы вступить