Резкий, революционный тон публикаций Энрикеса насторожил правящую группу, не желавшую радикализации политического процесса. В августе 1812 г. хунта установила цензуру и создала комиссию в составе более умеренных деятелей, таких как X. Эганья и М. Салас. Этой же комиссии поручалось выработать регламент печати. Однако Энрикес не смирился с цензурой и публиковал массу переводных произведений радикальной направленности[312].
Другой новой фигурой, сыгравшей важную роль в движении Чили к независимости в 1812–1813 гг., стал прибывший в ноябре 1811 г. из Буэнос-Айреса консул США полковник Джоэл Робертс Пойнсетт. Правительство и кабильдо согласились принять его как официального представителя США в Чили, что означало для чилийцев официальное признание их если не независимости, то самостоятельности[313]. Пойнсетт быстро сдружился с Каррерой и стал его правой рукой во внутренних делах.
Свидетель событий тех лет американец Самуэль Джонстон писал о симпатиях Карреры к США, в то время как Ларраины преклонялись перед британской моделью правления. Он писал: «Хосе Мигель Каррера всегда проявлял чрезвычайное внимание к идеям североамериканцев, обращался с гражданами США со всем уважением, не демонстрируя никакого расположения к англичанам… Когда же партия Ларраинов пришла к власти, англичане стали пользоваться благорасположением правительства, их стали почитать как оракулов мудрости, давших чилийцам понятие свободы и рекомендовавших им английскую форму правления как самую совершенную»[314].
Первый герб Чили
В течение 1812 г., несмотря на противостояние с Консепсьоном, столичная хунта развила бурную деятельность в различных сферах. Каррера издал целый поток декретов, прокламаций, манифестов. Тон этих документов становился все более определенным радикальным, свидетельствуя о неуклонном движении страны к независимости и желании разрушить старый абсолютистский режим, который тогда называли деспотическим. 12 марта 1812 г. Каррера обратился с манифестом к народу: «Мы открыли для себя блага наших прав, в этот светлый день возрождения Америки мы, наконец, сможем воспользоваться живым климатом мира, независимости от пут деспотизма»[315].
Для усиления чувства национальной идентичности осуществлялись различные мероприятия, демонстрирующие чисто чилийский патриотизм. Кульминацией этой пропагандистской кампании было учреждение 4 июля 1812 г. первого национального флага Чили (флаг состоял из горизонтальных полос: голубой, белой и желтой). Затем последовали приказы всем военным и государственным служащим носить трехцветные кокарды в знак патриотической приверженности новой системе. Любому не исполняющему этот приказ грозили штрафы[316].
Большое внимание Каррера уделял проблеме образования. По всей стране расходились приказы создавать школы, в том числе и для девочек. Все женские монастыри обязывались организовать классы обучения для девочек. Говорили о необходимости создания Национального института, где бы готовили учителей. Это было осуществлено позже. Национальный институт был создан по плану Камило Энрикеса в июне 1813 г. декретом хунты. Любопытно, что сразу же среди рекомендованной литературы для обучения появился труд либерального экономиста — просветителя Ж.Б. Сэя[317].
В конце сентября 1812 г. система личной власти Карреры столкнулась с неожиданным кризисом. Между братьями возник личный конфликт, переросший в политический. Стали говорить, что Хуан Хосе хочет восстановить испанское правление, что отчасти было правдой. По утверждению Хуана Маккенны, Хуан Хосе Каррера вступил в прямой контакт с вице-королем и договорился об условиях восстановления испанского владычества в Чили[318]. Другие источники не подтверждают этого факта, тем не менее, вокруг Хуана Хосе собрались сторонники соглашения с вице-королем Абаскалем[319]. Конфликт между братьями из семейной неурядицы грозил перерасти в вооруженное столкновение национального масштаба.
Под командованием Хуана Хосе были лучшие в Чили войска. Хосе Мигель и его другой брат Луис были готовы защищать «новую систему» силой оружия. Хуан Хосе обвинял брата в том, что тот обеспечивает всем необходимым лишь свою гвардию и не дает средств на содержание гренадеров, подчинявшихся ему. Кроме того, он обвинял Хосе Мигеля и его окружение в желании провозгласить независимость в столь не подходящий для этого момент[320]. С трудом Пойнсетту удалось уговорить братьев встретиться в его доме, где усилиями самого хозяина, Хайме Суданьеса и К. Энрикеса их удалось примирить, а Чили второй раз после Консепсьона избежала гражданской войны. Сторонники компромисса с Лимой потерпели серьезное поражение[321]. Надо отметить, что конфликты между братьями повторялись неоднократно. Хуан Хосе не подчинялся приказам командования и правительства, в том числе и в самые тяжелые и решительные моменты борьбы с роялистами в 1813–1814 гг., что повлияло на результат этой войны и способствовало поражению патриотов при Чильяне и Ранкагуа.
Во второй половине 1812 г. главной темой в Чили было принятие временной конституции. Конец 1811–1812 гг. — это время интенсивной идейной борьбы вокруг выбора пути дальнейшего развития. Круг людей, обсуждавших, выступавших и писавших об этих проблемах, был невелик. Среди идеологов революции выделялись интеллектуалы и политики, как чилийцы, так и иностранцы: нашедший убежище в Чили после поражения восстания 1809 г. в Чаркас X. Суданьес (предполагаемый автор «Политического христианского катехизиса»), священник К. Энрикес (также получивший образование за пределами Чили), X. Мартинес де Росас, гватемалец Антонио Хосе Ирисарри, аргентинец Бернардо Вера, чилийцы Мануэль Салас и Хуан Эганья, а также имевший наибольшее влияние на Карреру консул США Пойнсетт.
Самым именитым из них был Мануэль Салас (1754–1841), которого называли «просветителем независимого Чили». Салас представлял умеренную часть высшей чилийской аристократии. Сын вице-короля Перу, успешный чиновник колониальной администрации, Салас был поклонником Б. Франклина и М.Г. де Ховельяноса[322].
С началом кризиса испанской монархии Салас эволюционировал в сторону реформизма, а затем стал союзником радикалов. Критика политики метрополии и предложения властям по ее реформированию у Саласа никогда не были сопряжены с неприятием Испании или монархии. Продолжая говорить о единстве с испанской монархией, что отражало общие чувства креолов на первом этапе кризиса, Салас в то же время был убежден, что без реформ, в том числе и без изменений взаимоотношений метрополии с колониями, невозможно дальнейшее развития Испанской Америки. Он писал: «Было нужно, чтобы всё начало изменяться»[323].
К 1812 г. Салас уже говорил о самоуправлении, о праве нации пересмотреть пакт между Чили и Фердинандом VII. Известным патриотическим памфлетом Саласа был его «Диалог привратников», увидевший свет 15 октября 1811 г. В нем автор оправдывал создание хунты тем, что таким образом Чили хотела обезопасить себя от Бонапарта. Салас утверждал, что Чили действовала в соответствии со свободой воли и правом выбора, а не из слепого повиновения Фердинанду VII[324]. Народ вернул себе первоначальное право избирать власть — и это главное достижение как в Чили, так и в Испании, где нация избрала
