среди тюркской элиты, в результате которых уже в 584 году часть тюрков подчинилась Китаю[120]. Вполне возможно, что это и было связано с отсутствием практического результата в войне с новой китайской империей.
Прекращение поступлений товаров из Китая, несомненно, нанесло удар по интересам Тюркского каганата. В частности, резко снизились возможности военно-политической элиты удовлетворять потребности зависимых племён и их племенных ополчений. Напомним, что если для ведения обычного кочевого хозяйства производимых им продуктов было в целом вполне достаточно, то для кочевой государственности требовались регулярные поступления из земледельческих районов. Тактика Суй в этом смысле оказалась вполне эффективной. Выдержав первый удар, она затем предложила желающим из числа тюрков произвести выплаты, но на новой основе, уже в качестве зависимых от Китая племён.
В результате после примерно 584 года Тюркский каганат, в котором в междоусобной борьбе победил Кара-Чурин Тюрк, оказался в состоянии формальной зависимости от китайской империи Суй[121]. Хотя тюрки по-прежнему получали от Китая выплаты в свою пользу, но наверняка в значительно меньших объёмах, нежели во времена господства над двумя империями Бэй-Чжоу и Бэй-Ци. Кроме того, данные выплаты носили принципиально другой характер.
В отличие от своих предшественников хуннов и сяньби, осуществлявших гегемонию только в степях к северу от Китая, Тюркский каганат простирался до Чёрного моря и до границ Средней Азии с Ираном. С одной стороны, это означало большие военные возможности, с учётом числа зависимых племён и количества воинов в выставляемых ими племенных ополчениях. С другой — потеря доходов от поступления дани из Китая наверняка снизила возможности политического руководства каганата влиять на политику отдельных племён, из которых, собственно, и состояло их государство. Особенно это касалось тех племён, что находились на значительном удалении от политического центра, по-прежнему располагавшегося в центральной Монголии.
В результате сложилась весьма непростая ситуация. Тюркские каганы не могли использовать всю мощь ополчений тех многочисленных племён, которые формально входили в состав возглавляемого ими государства. Например, с целью принуждения Китая к восстановлению прежней системы выплаты дани. И дело здесь заключалось не только в огромных расстояниях, которые нужно было бы для этого пройти, к примеру, ополчениям тех же хазар и болгар с Северного Кавказа. По большому счёту, тюркские каганы из Монголии не имели полномочий и возможностей вынудить племена к тем или иным действиям. Судя по всему, пока они располагали огромными ресурсами из Китая, их власть была для племён необременительной и даже выгодной. Но в условиях установления пусть формальной, но всё же зависимости от Суй, и особенно при резком сокращении доходов, центральная власть тюрков постепенно теряла своё влияние и соответственно легитимность. Кроме того, без значительных свободных объёмов шёлка и других китайских товаров неизбежно сокращались масштабы торговли по Великому Шёлковому пути. Это также ослабляло позиции центральной власти Тюркского каганата.
Таким образом, в результате действий империи Суй возможности центральной власти в Тюркском каганате заметно снизились, но инерция сохранилась. При этом также сказывался и размер государства. Впервые в истории кочевых государств, существовавших в степях к северу от Китая, политика Тюркского каганата не была связана исключительно с этой страной. У тюрков были политические и экономические отношения с другими развитыми оседлыми государствами, такими как Иран и Византия. Характерно, что последним совместным усилием всего Тюркского каганата было закончившееся неудачей наступление на Иран. Оно было осуществлено в 589 году одновременно со стороны Кавказа и из Средней Азии.
Данная война вообще весьма интересное событие. В частности, Лев Гумилёв предполагал, что причиной войны с Ираном было стремление «сломать иранский барьер»[122], который мешал экспорту шёлка, полученного от Китая «за фиктивное подчинение», в Византию. Однако маловероятно, что объёмы шёлка в распоряжении тюркских каганов были на тот момент слишком большими. По крайней мере, они наверняка были значительно меньше, чем до подписания формального договора о зависимости с империей Суй.
Скорее можно предположить, что в условиях резкого снижения доходов всё ещё единый Тюркский каганат стремился получить в Иране то, чего он к этому моменту уже лишился в Китае, — регулярных поступлений земледельческой и ремесленной продукции. Это было жизненно необходимо для поддержания уровня кочевой государственности, для того чтобы иметь возможность влиять на самостоятельные племена, разбросанные по огромной территории степной Евразии. Экономически развитый Иран для этих целей подходил точно так же, как и Китай. В связи с тем, что война с Суй была к этому моменту уже проиграна и подключить к войне на востоке западные тюркоязычные племена было наверняка невозможно, то решение направить их силы против Ирана было вполне логичным.
Неудача в Иране тем не менее не подорвала единства Тюркского каганата, однако поставила его в весьма сложное положение. В итоге тюрки попытались восстановить прежние отношения с Китаем и в 597 году начали войну против империи Суй. Сначала она происходила с переменным успехом, но затем в 601 году в Тюркском каганате начинаются восстания телеских племён от Селенги на северо-востоке до Тянь-Шаня на юго-западе[123]. В этой борьбе погибает Кара-Чурин Тюрк, новым каганом становится Жангар, который подчиняется Китаю и в качестве уже полностью зависимого от его власти правителя поселяется в степях между пустыней Гоби и Великой Китайской стеной. Пятью столетиями раньше именно там находились лояльные китайской империи Хань южные хунны. Таким образом, Тюркский каганат окончательно раскололся на западную и восточную части. При этом между ними в Джунгарии образовались самостоятельные владения телеских племён киби и сеяньто[124]. Впрочем, влияние Восточнотюркского каганата снизилось и на другие зависимые от него племена, в том числе и телеские, большая часть которых проживала на территории Монголии.
Характерно, что восстания телеских племён на территории Джунгарии и Монголии, предшествовавшие расколу Тюркского каганата и оказавшиеся роковыми для его судеб, означали, что они не видят перспективы в борьбе против сильного Китая под властью империи Суй. В отличие от западных тюркоязычных племён, у которых вплоть до самого конца существования Тюркского каганата были отдельные военные успехи в войне против Ирана и Византии, восточным племенам приходилось вести изнурительную и бесперспективную войну против Китая.
Как только власть Тюркского каганата перестала приносить конкретные результаты и стала требовать от племён слишком больших усилий и жертв, они тут же отказали ему в своей лояльности. Естественно, что тюркские ханы, оказавшись в зависимости от Суй, имели гораздо меньше возможностей влиять на ранее зависимые от них племена. В этот период зависимость телесцев от тюркского политического руководства во многом носила формальный характер.
Однако ситуация на востоке постепенно снова стала меняться. Примерно с
