оттеснить ойратские кочевья возможно дальше на запад, за Алтайские горы»[857]. В свою очередь, оттесняемые от территории Китая ойраты должны были оказывать давление на своих западных соседей казахов и моголов Восточного Туркестана. Однако весь XVI век и казахам и моголам удавалось без особого труда останавливать ойратскую экспансию и иногда переходить в наступление. Во многом это как раз и было связано с тем, что ойратские племена действовали разрозненно без координации усилий. Это было связано с невозможностью в данных конкретных условиях добиться успеха ни на одном из возможных стратегических направлений.
Таким образом, к началу XVII века в восточной части степной Евразии между проживавшими здесь кочевыми народами был установлен определённый баланс сил. На востоке различные монгольские племена, проживавшие как в Халхе за пустыней Гоби, так и южнее её, обладали монополией на взаимодействие и торговлю с Китаем. На западе доминировали казахские племена, которые в конце XVI века, заняли часть её территории, включая все присырдарьинские города, Ташкент и частично Фергану. Это произошло после смены правящей династии у узбекских племён Средней Азии. В Восточном Туркестане правили две могольские династии из Яркенда и Турфана. Одновременно политически разрозненные ойратские племена располагались между всеми ними в основном на территории Джунгарии, частично находясь в зависимости или от казахов, или от монголов.
Из всех указанных кочевых народов только ойраты не имели доступа к земледельческим районам, чтобы либо путём прямой эксплуатации, как казахи и моголы, либо с помощью торговли, как монголы и те же казахи, обеспечивать свои потребности в продуктах земледелия и ремесленной продукции. Но в начале XVII века указанный баланс сил оказался нарушен. Это произошло в связи с появлением нового претендента на гегемонию на приграничных с Китаем территориях. Им стало политическое объединение маньчжуров.
Маньчжуры принадлежали к числу тунгусоязычных племён, проживавших в современной Маньчжурии, главным образом в её лесной части. Во времена империи Мин китайцы называли все племена к востоку от провинции Ляодуна нюйчженями, то есть чжурчженями[858]. Несомненно, что племена, получившие впоследствии название маньчжоу (маньчжуры) по имени племени, к которому принадлежал основатель маньчжурского государства Нурхаци, были родственны чжурчженям. Последние в XII веке основали в Северном Китае империю Цзинь.
Племя маньчжоу во главе с Нурхаци начало свою экспансию в 1583 году с завоевания соседних родственных тунгусоязычных племён. Они были или завоёваны маньчжурами, или добровольно поступили к ним на службу. В любом случае к началу XVII в. маньчжуры объединили вокруг себя значительное число племён. Это дало возможность Нурхаци в 1616 году провозгласить себя правителем династии Поздняя Цзинь[859]. Название династии явно было им выбрано по аналогии с чжурчженьской империей Цзинь. После объединения родственных племён маньчжуры начинают наступление на минский Китай. 28 мая 1618 года Нурхаци впервые атакует китайские укрепления в провинции Ляодун[860]. Война маньчжуров с империей Мин продолжается несколько лет, в результате им удаётся полностью занять эту провинцию.
В то же время наступление маньчжуров на империю Мин приводит к конфликту их интересов с монголами. «Вступление маньчжурского государства в военную борьбу против Минской империи означало для монгольских феодалов появление соперника в сфере отношений с Китаем, приносивших им немалые материальные выгоды от торговли и подарков, которые вынуждены были делать воинственным монгольским феодалам китайские власти»[861]. В этот период монгольские племена обладали монополией на отношения с Китаем. Маньчжуры были восприняты ими как нежелательные конкуренты. Тем более что, проводя переговоры с правительством империи Мин, маньчжуры претендовали на солидные выплаты в свой адрес.
Фактически они требовали от китайцев выплаты дани, замаскированной под обмен подарками. Так, в ходе переговоров в 1627 году «маньчжурская сторона предлагала ежегодно предоставлять Китаю 10 жемчужин, 1 тыс. шкурок соболей и 1 тыс. цзиней женьшеня в обмен на 10 тыс. лянов золота, 100 тыс. лянов серебра, 100 тыс. кусков шелковых тканей и 300 тыс. кусков простой ткани»[862]. Налицо очередная формула неэквивалентного обмена. Естественно, что для монголов появление нового претендента на эксплуатацию отношений с Китаем было нежелательно.
Характерно, что правитель племени чахаров чингизид Лигдэн-хан, являвшийся номинальным общемонгольским ханом и обладавший яшмовой печатью империи Юань, требовал от Нурхаци не совершать более военных набегов на империю Мин[863]. Этот пример наглядно демонстрирует стремление монголов сохранить монополию в отношениях с Китаем. В 1619 году, когда маньчжуры овладели китайским городом Телинчэном, на них напало монгольское войско. В этом выступлении принимали участие воины почти из всех княжеств Южной Монголии[864]. Однако монголы были разбиты.
Для маньчжуров урегулирование политических отношений с монголами было важной задачей. В случае продолжения маньчжурского наступления на Китай монгольские племена могли угрожать им с фланга. Кроме того, и империя Мин в принципе могла использовать монголов для участия в борьбе с маньчжурами. В этой ситуации маньчжуры предпочли решить данную проблему параллельно с ведением войны против Китая. Для них главной задачей было обезопасить свой фланг со стороны северных степей и одновременно привлечь ополчения монголов для ведения войны с Китаем. В итоге к 1634 году вся Южная Монголия южнее Гоби была занята маньчжурами. На их сторону перешли практически все проживавшие здесь племена. Последними после смерти Лигдэн-хана капитулировали чахары[865]. При этом всех сдавшихся и добровольно перешедших на их сторону монголов маньчжуры распределили по своим войскам, разделённым на знамёна. «Знамённая система, сочетавшая функции военной и гражданской систем управления, позволяла маньчжурскому правительству, сохраняя видимость некоторой внутриполитической самостоятельности феодалов Южной Монголии, держать их в постоянной зависимости от центральной власти и под постоянным контролем»[866]. Эта практика маньчжуров очень похожа на меры, которые предпринимал Чингисхан, с тем чтобы ослабить возможности отдельных племён проводить самостоятельную политику. Для этого людей из покорённых племён распределяли по различным воинским подразделениям. Это имело отношение и к завоёванным маньчжурами выходцам из тунгусоязычных племён, и к монголам.
Присоединив Южную Монголию, маньчжуры заняли все приграничные с Китаем степи южнее пустыни Гоби. Таким образом они добились стратегического окружения владений империи Мин. Одновременно они получили в своё распоряжение ополчения южных монгольских племён, что наверняка способствовало усилению их армии в ходе войны с Мин. В то же время присоединение южных монголов дало основание маньчжурам претендовать на имперский статус. Особенно большое значение имела гибель Лигдэн-хана, формально являвшегося всемонгольским ханом и хранителем печати империи Юань. «5 мая 1636 года Абахай принял государственную печать и новый титул, который в китайских источниках записан как Вэньхуанди (милосердный император), дал название своей династии Дай Цин и своему правлению Чун-дэ»
