После свержения Шибанидов из семьи Абулхаира общее доминирование в восточной части Дешт-и-Кипчака переходит к Джанибеку и Гирею. Этому способствовал их статус как представителей бывшей правящей династии левого крыла улуса Джучи. Кроме того, их поддержала значительная часть племён, многие из которых ранее последовали вслед за ними в Моголистан. В то же время уровень самостоятельности отдельных улусов чингизидов, равно как и некоторых племён, таких как мангыты, был достаточно высок. При этом претензии на власть потомков Урус-хана оспаривали Шибаниды, особенно из числа тех, кто участвовал в разгроме Шейх-Хайдара, а также мангыты.

Наверняка особенно сложные отношения у Джанибека и Гирея складывались с мангытами. Последние играли активную роль в политических процессах в Степи. Их лидеры традиционно претендовали на влияние во всех государствах, образовывавшихся на территории бывшего улуса Джучи. Достаточно вспомнить историю с возвышением Абулхаира, его ссорой с мангытами и той ролью, которую они сыграли в разгроме его сына Шейх-Хайдара. После гибели последнего «Дешт-и Кипчак остался без государя. Однако беклербек (бий) мог находиться только при хане, и следовало ожидать от Мусы партнёрства ещё с каким-нибудь правителем-чингизидом. По скудной информации можно полагать, что сначала таким правителем стал Джанибек б. Барак»[746]. Джанибек и Гирей согласно монгольской традиции были главными претендентами на политическую власть в левом крыле улуса Джучи. Но для мангытов очень важным был вопрос обеспечения их влияния. В этом смысле Джанибек и Гирей не вполне отвечали этому требованию. Они располагали внушительным количеством лояльных лично им племён, которые прошли с ними через совместное изгнание в Моголистан. Кроме того, у них были тесные связи с моголами. Очевидно, что ситуация в корне отличалась от той, которая сложилась в момент прихода к власти при поддержке мангытов семнадцатилетнего тогда хана Абулхаира. Не было никаких оснований считать, что Джанибек и Гирей могут стать подставными ханами.

Положение мангытов в сложившейся ситуации было весьма сложным. Тем более что на западе бывшего улуса Джучи, на территории его правого крыла, им противостоял хан так называемой Большой Орды тука-тимурид Ахмед. Хотя его власть к этому моменту уже была ослаблена отпадением Крымского и Казанского ханств и сложными отношениями с Московским государством. Тем не менее его легитимность в рамках монгольской традиции оставалась весьма высокой. Таким образом, мангыты оказались в ситуации, когда, с одной стороны, у них находился хан Джанибек, а с другой — хан Ахмед. Соответственно, при доминировании монгольской традиции их претензии на самостоятельность находились под серьёзной угрозой.

Примерно в 1473–1474 гг. Джанибек умер. Сразу после его смерти мангыты приглашают внука Абулхаира Мухаммеда-Шейбани, с тем чтобы провозгласить его ханом. Скорее всего, мангыты намеревались использовать находившегося в изгнании Мухаммеда-Шейбани в качестве очередного подставного хана. Это было повторение ситуации с его дедом Абулхаиром, которого мангыты сделали ханом в семнадцатилетнем возрасте. Для опального чингизида такое предложение было весьма выгодным. Поддержка мангытов могла обеспечить ему возвращение к власти в Степи и таким образом помочь восстановить государство его деда.

Для потомков Урус-хана ситуация стала крайне опасной. Союз мангытов с Шибанидами угрожал их власти в Степи. Их новый лидер хан Бурундук, сын Гирея, немедленно отправляется в поход против мангытов. В битве, закончившейся вничью, гибнет формальный глава мангытов, сын Ваккас-бия Хорезми, однако Бурундук вынужден был отступить[747]. Между тем в конечном итоге мангытские лидеры так и не приняли решения о провозглашении Мухаммеда-Шейбани ханом.

Возможно, что в последний момент они не захотели испытывать судьбу с ещё одним ханом. Тем более что вся последующая история наглядно демонстрировала, что энергичный Мухаммед-Шейбани меньше всего подходил на роль марионетки мангытов. Хотя вероятно также, что был достигнут некий компромисс между мангытами и Бурундук-ханом. Решительность действий Бурундука означала, что для потомков Урус-хана неприемлемо объявление мангытами ханом Мухаммеда-Шейбани. Со своей стороны, мангытские лидеры ещё не чувствовали себя уверенно. Напомним, что с запада их конкурентом до 1481 года был хан Большой Орды Ахмед. Соответственно, перспектива ведения тяжёлой борьбы с востока ещё и с Бурундуком не отвечала тактическим интересам мангытов. В результате они, очевидно, и отказались от идеи провозгласить ханом Мухаммеда-Шейбани. Слишком большими были политические издержки такого решения. Оно могло спровоцировать начало большой войны между Шибанидами и ханами из числа потомков Урус-хана за власть во всём восточном Дешт-и-Кипчаке, к этому мангыты не были готовы.

В итоге потомки Едигея, вероятно, пришли к мысли окончательно отказаться от монгольской политической традиции. Данная традиция требовала от них подчинения, пусть даже формального, какому-либо чингизиду. Почти наверняка этому способствовали их удачные действия на западном направлении. В 1481 году Муса, Аббас и Ямгурчи вместе с союзным им шибанидом Ибаком убили хана Большой Орды Ахмеда. Годом ранее Ахмед потерпел неудачу в противостоянии с московским великим князем Иваном III на реке Угре. Таким образом, в западной части бывшего улуса Джучи остался только ряд отдельных ханств — Крымское, Казанское и Астраханское, которые уже не могли составить конкуренцию влиятельным мангытам во главе с потомками Едигея. Последние стали доминировать в степных пространствах по обе стороны Волги, там, где раньше находился центр джучидского государства. Укрепившись на западе улуса Джучи, на востоке мангыты вступили в конкурентную борьбу с потомками Урус-хана за влияние среди проживавших здесь племён.

Разгром хана Ахмеда способствовал укреплению положения потомков Едигея и племени мангыт. Одновременно отказ от практики избрания чингизида в качестве зависимого от мангытов хана окончательно превратил их в самостоятельную политическую силу. В результате они стали центром притяжения для многих племён. Однако их ориентация на мангытов и семью Едигея требовала соответствующего идентификационного признака.

Общее название для группы племён не могло быть связано с именем Едигея или кого-то из его потомков, что имело место в случае с чингизидами, для этого у них не было достаточно легитимности. Нелогичным было и принятие в качестве обобщающего определения и имени племени мангыт. Потому что оно было всего лишь одним из числа многих в списке племён, образовавшихся из «тысяч» армии бывшего улуса Джучи и выразивших лояльность семье Едигея. Статус мангытов был равен прочим племенам.

Кроме того, потомкам Едигея необходимо было заручиться поддержкой различных племён и конкурировать за их лояльность со всё ещё достаточно многочисленными чингизидами. Соответственно, им нужно было найти приемлемый для них способ объединения, который не вынуждал бы их выступать против привычной и доминирующей политической традиции. Отсюда, очевидно, и появление в конце XV века нового обобщающего надплеменного названия ногаи, или Ногайская Орда.

Ситуация с именем ногаи, несомненно, напоминает положение дел с