В итоге термин «казак» окончательно закрепился за племенами восточной части Дешт-и-Кипчака. Часть из них в 1460-х годах отделилась от государства Абулхаира и под руководством потомков Урус-хана Джанибека и Гирея направилась в изгнание в Моголистан. Мухаммед Хайдар Дулати в связи с этим писал, что «поскольку вначале они уходили от людей, отдалялись от них и некоторое время бедствовали и скитались, то их назвали казахами (казаками. — Прим. авт.). Это имя закрепилось за ними»[726]. Использование в отношении данных беглецов термина «казак» вполне отвечало уже существующей к этому моменту традиции ухода в изгнание. Выше приводились примеры тимурида Абу-Саида и могольского Вайс-хана, которые в аналогичной ситуации вынуждены были заниматься «казакованием» в пограничных районах. Интересно другое, почему именно за сторонниками Джанибека и Гирея впоследствии закрепилось название казак, которое в итоге стало именем нового этнического объединения?

Заметим, что практика использования термина «казак» в постмонгольских государствах продолжалась и после известной откочёвки Джанибека и Гирея и даже после их триумфального возвращения вследствие гибели Абулхаира и свержения власти Шибанидов в Дешт-и-Кипчаке. Выше приводился пример о борьбе «казаков» Бабура с «казаками» его противника Танбала, которая происходила в Средней Азии примерно в 1499 году. Кроме того, в самом начале XVI века, когда могольский Саид-хан в Восточном Туркестане потерпел поражение от своего дяди Мансура, он «решил заняться казакованием в Моголистане»[727]. Чуть позже вслед за поражением Бабура от узбеков Шейбани-хана часть воинов решила его покинуть. Сам автор сообщает об этом таким образом, что «в ту зиму некоторые из наших воинов не могли больше казачествовать с нами и попросили разрешения уйти в Андижан»[728]. То есть статус казака и связанный с ним процесс казакования широко использовался вплоть до самого начала XVI века. Только после этого времени название казак окончательно закрепляется за сторонниками Джанибека и Гирея.

По времени это, скорее всего, совпало с завершением борьбы за тимуридское наследство, которое привело к серьёзным изменениям в расстановке сил различных кочевых объединений как в Дешт-и-Кипчаке, так и в Средней Азии. Потерпевшие поражение Тимуриды покинули данный регион, их место заняли Шибаниды. При этом те племена из числа бывших «тысяч» левого крыла улуса Джучи, которые поддержали Шибанидов и мигрировали вместе за ними в Среднюю Азию, стали называться узбеками. В то же время ожесточённость политического противостояния между шибанидами и потомками Урус-хана, являвшегося потомком Орды-Еджена, требовала разной идентификации для их сторонников. Вернее будет сказать, что окончательное разделение терминов «узбек» и «казак» во многом связано с борьбой двух данных группировок чингизидов между собой.

Если за племенами, поддерживающими Шибанидов, закрепилось название узбек, некогда общее для всех племён восточной части улуса Джучи, его левого крыла, то для тех племён, которые остались в Дешт-и-Кипчаке, необходимо было другое название. Этим названием и стал термин «казак», некогда являвшийся общим для всей территории, где признавалась монгольская политическая традиция. Здесь, очевидно, как раз и сыграла свою роль известная история с откочёвкой в 1460-хгодах сторонников Джанибека и Гирея из государства Абулхаира. Разделение племён между узбеками, казахами [казаками), а также ногаями завершило процесс распада первоначальной монгольской государственности в восточном Дешт-и-Кипчаке.

Соответственно, после того как термин «казак» в начале XVI века окончательно закрепился за оставшимися в Дешт-и-Кипчаке племенами, он перестал использоваться в прежнем понимании. Своего рода рубежом, после которого племена окончательно разделились, можно считать поход Мухаммеда-Шейбани в 1509 году в Дешт-и-Кипчаке против казахов, свидетелем которого был персидский историк Фазлаллах Рузбехани. Этот историк очень чётко отразил суть произошедших в Степи перемен. «Мощь и полное бесстрашие казахского войска, которое в минувшие времена, в начале выступления Чингизхана, называли татарским войском»[729]. По сути, в этой цитате показана эволюция войсковой структуры бывшей монгольской армии в новые объединения кочевников, сначала на политической основе, а затем и на новой этнической.

После всех бурных событий второй половины XV и начала XVI вв. именно объединение казахов (казаков) осталось доминирующей силой в Дешт-и-Кипчаке, унаследовав позиции, занимаемые ранее левым крылом улуса Джучи. Характерно, что именно у казахов (казаков) связь с монгольской традицией, с семьёй Чингисхана, оказалась самой длительной в истории. Остатки монгольской традиции управления продержались здесь до второй половины XIX века, когда в результате реформы на зависимых от Российской империи казахских территориях прекратилась практика осуществления власти внеплеменной группой торе. Это была социальная прослойка, имевшая прямое отношение к роду Чингисхана и стоявшая над системой казахских родов, племён и жузов.

13. От улуса Джучи к казахам, ногаям и узбекам

Появление новой идентичности

Смена власти в левом крыле улуса Джучи, когда Шибаниды во главе с ханом Абулхаиром сменили здесь потомков Урус-хана, совпала по времени с началом серьёзных перемен в организации этого государства. При шибаниде Абулхаире в отношении входивших в состав его государства племён стало широко использоваться новое обозначение «узбеки». Впоследствии в исторической литературе возглавляемое им объединение станут называть государством кочевых узбеков. Хотя очевидно, что «узбеками» стали называть те же самые племена, которые ранее входили в состав левого крыла джучидского государства.

Очень важно отметить, что в данном случае название узбеки ещё не являлось признаком этнической идентификации всех тех племён, которые подчинялись Абулхаир-хану. Для всех них определение «узбек» было обобщающим названием, появившимся в качестве реакции на перемены в общественной жизни улуса Джучи, которые, в свою очередь, стали следствием начала кризиса монгольской традиции управления. В основе этих перемен находились два разнонаправленных процесса: с одной стороны, происходило постепенное повышение роли отдельных племён в жизни кочевых обществ, а с другой — также постепенно снижалось значение чингизидов. Власть последних уже не носила абсолютного характера. Хотя при этом одновременно ещё являлась важной частью доминирующей политической традиции. Особенно это было характерно для открытых степных территорий, где легитимность чингизидов фактически была важным способом идентификации различных племён.

В условиях, когда все племена (в нашем случае восточной части бывшего улуса Джучи) вышли из достаточно однородной по своему происхождению среды, где использовался один язык, исповедовалась одна религия и поддерживался единый кочевой образ жизни, ориентация на того или иного чингизида и была одним из главных способов идентификации. К тому же местные племена ещё не имели возможности играть самостоятельную роль. Во