Кризис монгольской традиции управления занял длительный период времени. В разных регионах он происходил по-своему. Но принцип распада монгольской системы везде был одинаков. На первом этапе начинали выделяться отдельные племена. Они образовывались из бывших армейских «тысяч», являвшихся основой всей монгольской государственной системы. Затем данные племена, с одной стороны, могли образовывать надплеменные сообщества. Например, моголы и чагатаи в Средней Азии, Семиречье и Восточном Туркестане, узбеки, ногайцы, казахи, крымские татары в Кипчакской степи, Причерноморье и Северном Кавказе. С другой стороны, они могли продолжать своё существование в качестве отдельного военного сословия в тех или иных восточных государствах. Последний случай характерен для Ирана, Средней Азии и в некоторой степени для Поволжской Булгарин, а также для той части чагатаев и моголов, которые мигрировали в Индию при Бабуре. Надо отметить, что некоторая часть представителей бывших монгольских «тысяч» переходили на военную службу в соседние оседлые государства с последующей их ассимиляцией. В частности, это произошло с теми, кто стал служить Московскому государству. Характерный пример также — судьба литовских татар.
Несомненно, процесс образования новых этнических групп на обломках монгольской государственной традиции продолжался довольно долго. Гораздо быстрее прошла ассимиляция той части военного сословия чингизидских улусов, которая оказалась на службе в оседлых государствах, таких как Литва и Московское государство. В конечном итоге сравнительно однородная ранее масса «солдат монгольских улусов и тысяч» распределилась по разным государствам. Затем они вошли в состав вновь образованных этносов. С завершением этого процесса созданная Чингисханом монгольская политическая традиция прекратила своё существование.
С процессом кризиса монгольской традиции тесно связано и ещё одно интересное обстоятельство — появление термина «казак», которое впоследствии стало именем нового этноса, объединившего большую часть кочевников восточной степной части Евразии и, одновременно, названием специфического военного сословия в России и на Украине. Известно, что термин «казак» широко распространился в XV веке на той территории, где присутствовала монгольская политическая традиция. Подробно изучавший проблему этимологии этнонима казах (казак) В. Юдин в соответствующей работе высказался по этому поводу вполне определённо. «Слово казак в источниках домонгольского времени пока не зарегистрировано»[713]. Хотя существует ещё и мнение М. Тынышпаева, который полагал, что «можно считать бесспорной генетическую связь между «косогами» Святослава, Мстислава, Константина и Фирдоуси — с «казаками» 15 века»[714]. И это мнение поддерживается некоторыми современными казахскими историками. Однако данный способ поиска в прошлом исторических ассоциаций по созвучным названиям хотя и очень популярен в определённой среде, но явно не продуктивен и ненаучен. Определённо название «казак» широко распространилось именно в XV веке и именно в государствах с монгольской традицией.
Вопрос о происхождении данного термина очень сложен, так же как и вопрос о его смысловом содержании. Ситуация усугубляется тем, что наименование казаки (казахи) стало этнонимом в отношении одного из значительных современных народов степной Евразии, а также обобщающим названием для представителей бывшего военного сословия Российской империи, многие из которых полагали, что они являются отдельным этническим сообществом. В обоих случаях термин весьма отдалился от своего первоначального содержания.
Более того, современное понимание этнических процессов стало оказывать собственное влияние на историческое содержание. Так, для казахской истории, как, впрочем, и для узбекской, важно обоснование своего происхождения в более далёком прошлом, чем в том, которое было связано с конкретными историческими событиями второй половины XV века. Тогда племена восточного Дешт-и-Кипчака разделились на казахов и узбеков. В свою очередь, историкам российского казачества важно отделить своё происхождение, с одной стороны, от присущего монгольским государствам социального феномена «казакования», с другой — от современного казахского этноса, самоназвание которого также определяется термином «казак».
Несомненно одно, что термин «казак» появился в XV веке, когда в монгольских государствах происходил кризис господствующей ранее политической традиции. При этом данный термин, очевидно, не имел отношения к каким-либо племенам из состава улуса Джучи или государства Тимура. Мы ничего не знаем о существовании племени казак. Хотя в «Зафар-наме» при описании обстоятельств войны эмира Тимура с моголами под руководством дуглата Камар ад-дина указывалось, что «Камар ад-дин вошёл в область Андижана. Казакская тысяча сбежала от царевича Умаршайха и присоединилась к Камар ад-дину»[715]. Данные события происходили примерно в 1376–1377 годах. И это единичное свидетельство. Больше упоминания о казаках в таком контексте, будь то «тысяча» или племя, и в данном географическом регионе нигде не встречается. Вполне возможно, что термин «казак» употребляется здесь уже в характеристике воинского подразделения. Например, предназначенного для охраны границ государства Тимура против моголов.
Характерно, что В. Юдин относительно данного свидетельства из «Зафар-наме» высказывал мнение, что «слово казак в данном случае могло означать и род войск»[716]. Хотя со следующим его высказыванием трудно согласиться. «Эта тысяча могла быть сформирована из пленённых узбекских казаков»[717]. Такое утверждение предполагает, что, во-первых, племена улуса Джучи уже в 1370-х годах назывались узбеками и, во-вторых, что среди них было либо племя казак, либо уже функционировал социальный институт казакования, хорошо известный в более поздние времена, в результате чего происходило временное приобретение военной элитой статуса казаков.
Однако и термин «узбеки», и наименование казаки, и связанный с ними процесс казакования появились позже, примерно в начале XV века. Поэтому Тимур в 1370-х годах никак не мог сформировать «тысячу» из пленных «узбекских казаков». Кроме того, если речь шла о казаках и казаковании как процессе, то он был характерен и для государства Тимуридов, которое также переживало кризис монгольской традиции. Соответственно более логично, что упоминание из «Зафар-наме» о казаках в Средней Азии, скорее всего, связано с первыми проявлениями нового для постмонгольских государств социального феномена.
Вероятно, что казаки понимались здесь как те воины из числа чагатаев, которые по тем или иным причинам были выделены из состава обычных воинских племенных формирований государства Тимура для несения службы в сложном районе. Возможно, это являлось не слишком престижной или очень трудной службой или было своего рода наказанием за те или иные проступки. Если это так, то это может объяснить ту лёгкость, с которой данная «тысяча» перешла на сторону врагов Тимура моголов. Но в любом случае это всё же было единичное проявление нового для постмонгольских государств процесса.
Собственно термин «казак» и связанный с ним процесс казакования начинает широко употребляться примерно в первой половине XV века практически на всём пространстве, где признавался авторитет монгольской политической традиции, от Приднепровья до Средней Азии, а также на пограничных территориях. Так, в середине XV века тимурид «Абу-Саид потерпел поражение и долго «казачил» близ рубежей Мавераннахра
