Во время Великой депрессии несколько тысяч граждан США, разочаровавшись в таявших перспективах осуществления американской мечты, соблазнились заманчивой картиной рая для рабочих, которую для них рисовали такие люди, как Дюранти. Изображая советскую действительность в розовых тонах, он среди прочего уверял своих читателей, что все концентрационные лагеря ГУЛАГа «представляют собой нечто вроде коммун, где каждый живет сравнительно свободно, не в тюремных условиях, но при этом обязан трудиться на благо общества… Это определенно не заключенные в американском смысле слова»[80].
И главное – там была работа. В 1931 году Генри Форд подписал сделку стоимостью в 40 млн долларов на строительство завода в Нижнем Новгороде (расположенном почти в 320 километрах от Москвы), на котором должна была производиться сборка 75 000 седанов несколько устаревшей модели «А». Более 100 000 американцев выразили желание там трудиться, и 10 000 были приняты на работу. К 1931 году в Москве проживало достаточное количество американцев, чтобы сделать рентабельным выпуск англоязычной газеты Moscow News. Школы с преподаванием на английском языке открылись в четырех советских городах – Москве, Ленинграде, Харькове (где располагался тракторный завод), Нижнем Новгороде[81].
Хотя многие из этих искателей приключений вскоре разочаровались в большевистском режиме, их неудачный опыт мало повлиял на отношение к Советскому Союзу в США. Гораздо важнее было то, что множество законодателей и религиозных деятелей испытывали отвращение к коммунизму и атеизму, поэтому любое открытое соглашение с Москвой не смогло бы ускользнуть от их критики.
Чтобы успокоить скептиков в конгрессе, Литвинов с радостью согласился выплатить до 150 млн долларов в счет погашения задолженности, остававшейся после Первой мировой войны, что было несколько меньше 600 млн, на которых настаивал Госдепартамент, но вполне достаточно, чтобы заключить сделку. Утром 17 ноября 1933 года Литвинов и Рузвельт подписали договор, установив дипломатические отношения между двумя правительствами впервые со времен большевистской революции. Убедительные фальшивки Дюранти в The New York Times не определили отношение Вашингтона к Кремлю, но, несомненно, устранили некоторые весьма существенные препятствия на пути к этому сближению. Если бы американская общественность была встревожена правдой о сталинской «ликвидации» кулаков и массовом голоде среди советских крестьян, Рузвельт, который всегда был чувствителен к настроениям нации, был бы вынужден держать советского министра иностранных дел на расстоянии.
В реальности все опасения Рузвельта по поводу публичной реакции на его заявление о том, что Америка готова распахнуть свои объятия первому коммунистическому государству в мире, были быстро рассеяны. Соглашение было тепло встречено руководителями бизнеса и даже конгрессом, за исключением нескольких скептиков. Не менее значимым было то, что основные церковные конфессии, получив заверения, что их прихожане – в отличие от русских верующих – не будут подвергаться преследованиям со стороны большевистского режима, не стали протестовать. Политическое чутье Рузвельта его не подвело.
Первый официальный посланник президента США в СССР прибыл в Москву, намереваясь открыть новую эру согласия между двумя идеологическими соперниками. Уильяма Буллита, чей первый визит в Советский Союз в 1919 году не был забыт, приветствовали в Кремле как старого друга. Расточая радушие и поражая экстравагантностью, редкой даже по стандартам тех дней, новый посол распахнул двери американского посольства для всех сколько-нибудь значимых персон Москвы. Весь город только и говорил о приемах, которые он устраивал. По крайней мере однажды он пригласил около 500 гостей на кулинарную оргию изумительных деликатесов, которая, как говорили, могла сравниться с самыми расточительными дореволюционными банкетами[82][83]. Но чем больше Буллит узнавал о советском режиме, тем меньше восторгов по отношению к нему он испытывал. Тягостная атмосфера всепроникающей секретности, подозрительности, слежки и репрессий, окутывающая город, постепенно стала внушать ему отвращение. Через три года он вернулся в Вашингтон и вновь появился на политической сцене уже как страстный и убежденный антикоммунист.
Перемена взглядов Буллита не повлияла на планы американского президента. Ничто не смогло разубедить его в том, что стратегические отношения с СССР крайне важны для американских интересов и должны быть сохранены любой ценой, – ни отказ Кремля погасить просроченные долги, ни продолжающаяся деятельность агентов советской разведки в США, ни сопротивление московских руководителей торговли, которые не желали заключать выгодные сделки с американскими экспортерами, ни все более красноречивые доказательства жестокости и тирании Сталина.
Поэтому не случайно преемником Буллита Рузвельт выбрал Джозефа Дэвиса. Умелый адвокат, опытный дипломат и давний личный друг Рузвельта, Дэвис поддерживал все его планы, доходя до такой степени преданности, что это сказывалось на его критическом мышлении. Полный решимости укрепить связи Вашингтона с Кремлем, он закрывал глаза на свидетельства сталинской жестокости, маскируя их юридическими формулировками, что подрывало те этические ценности, которые он, как ожидалось, должен был отстаивать. Неизвестно, одобрялось ли такое равнодушие в Белом доме, но его доклады никогда не проверяли всерьез, и это защищало президента от необходимости пересматривать свой стратегический приоритет – поддержания сердечных трансатлантических отношений с этой «великой страной».
Во время массового голода 1932–1933 годов Сталин обнаружил, как легко можно манипулировать международным мнением, чередуя постоянные отпирательства с умело сфабрикованными полуправдами, предназначенными для одурачивания легковерных. Это не означало, что он считал свое положение неуязвимым.
Советский диктатор появился на свет в 1878 году в грузинском городке Гори. Сын обедневшего сапожника, иногда поколачивавшего свою жену, Иосиф был миниатюрным ребенком, достаточно сообразительным для того, чтобы поступить в духовную семинарию в Тифлисе. Он был певчим в хоре и писал неплохие стихи; некоторые из них вошли в грузинские поэтические сборники. Но в возрасте 20 лет, прочитав недавно опубликованный «Капитал» Карла Маркса и с головой окунувшись в радикальные идеи, он покинул стены семинарии убежденным атеистом и начинающим революционером. Вскоре он оказался в центре хитросплетений различных идеологов, целью которых было свержение репрессивного царского режима Николая II. За годы подпольной работы по организации беспорядков его не раз арестовывали и бросали за решетку.
После печально известного расстрела демонстрации в Санкт-Петербурге в 1905 году он сформировал вооруженные группы, которые совершали нападения на армейские арсеналы, вымогали деньги у местных предпринимателей и иногда вступали в стычки с правительственными войсками. В том же году чуть позднее, присутствуя в качестве делегата на большевистской конференции в Санкт-Петербурге, он встретился с Лениным и вскоре стал одним из его близких соратников. К 1912 году он был не только членом Центрального комитета, но и редактором подпольной на тот момент партийной газеты «Правда». На протяжении своего взлета к вершинам власти он часто оказывался в тюрьме или в ссылке. Во время революции 1917 года он вместе с Лениным и Троцким входил в триумвират, определивший весь ход советской истории.
Во время Гражданской войны Сталин продемонстрировал свою необычайную готовность прибегать к государственному насилию и террору для подавления любых признаков контрреволюции. Он часто ссорился со своими единомышленниками (в случае со Львом Троцким это противостояние доходило до смертельной вражды), но при всей своей беспощадности и честолюбии был глубоко не уверен в себе. Ленин обращал внимание на его невоспитанность и не одобрял хамские и бесцеремонные манеры, но при этом доверил Сталину пост генерального секретаря партии. В том же году Ленин слег с инсультом, а в 1924 году скончался. После этого восхождение Сталина к вершинам абсолютной власти шло постепенно, но неотвратимо. За время своего возвышения он нажил много врагов и всерьез опасался, что его окружение может попытаться либо подорвать его авторитет, либо – как он сам уже много раз поступал с другими – избавиться от него совсем.
Поэтому, используя как предлог убийство Сергея Кирова, одного из руководителей советского Политбюро (при обстоятельствах настолько неясных, что в покушении можно было заподозрить самого советского лидера), Сталин развязал кампанию, которая войдет в официальную историю как Большой террор. За два месяца, прошедшие с 1 декабря 1934 года – даты убийства Кирова, были расстреляны почти 200 высокопоставленных коммунистов. В Советском Союзе не было слышно ни одного голоса протеста, а зарубежные апологеты режима вновь нашли оправдание этим злодеяниям. Как игриво заметил Бернард Шоу: «Вершина лестницы – очень неудобное место для старых революционеров, у которых нет административного опыта, нет опыта в финансовых делах, которые формировались как нищие, гонимые беженцы с одним
