Здесь сказывалось преимущество, связанное с централизацией власти. Поэтому хивинская армия в походах против сырдарьинских казахов в начале XIX века состояла не только из узбеков, но также из туркмен и каракалпаков. В свою очередь, казахи в зависимости от обстоятельств также входили в состав военных сил среднеазиатских государств.
Соответственно, собирая войска из представителей разных кочевых племён, государства Средней Азии обладали совокупной военной мощью, с которой не могло справиться по отдельности ни одно даже самое крупное кочевое племя. Кроме того, в городах Средней Азии было налажено производство огнестрельного оружия. Помимо этого значительные собираемые доходы позволяли содержать постоянные войска, в том числе привлекать наёмников, например, из числа горцев. И, наконец, у среднеазиатских ханств был такой всегда важный для кочевников аргумент, как предоставление доступа к рынкам в земледельческих районах.
Кокандское ханство было не самым очевидным претендентом на доминирование в Средней Азии. Исторически в этом регионе крупная имперская государственность образовывалась в других районах. Столицей Саманидов была Бухара, центром государства хорезмшахов являлся Хорезм, Тимур и Тимуриды управляли из Самарканда. Значение Ферганской долины в регионе было связано с её транзитным положением на Великом Шёлковом пути. Его основной торговый маршрут проходил из Кашгара через перевал в Ферганскую долину и потом в Самарканд, Бухару, Мерв и далее через Иран в порты Сирии.
Особенностью Ферганской долины в Средней Азии было не только то, что здесь наряду с оазисами находилось много степных участков, а следовательно, проживало немало кочевников. Ещё одно обстоятельство было связано с тем, что горные районы вокруг Ферганской долины были населены в основном кочевыми племенами киргизов. Соседство с киргизами наряду с собственно ферганскими кочевниками, в частности, из узбекского племени минг, а также других местных племён, обеспечило Коканд первоначальной военной силой. Кроме них, в состав кокандской армии входили наёмники из ираноязычных горцев — каратегинцев, шугнанцев, бадахшанцев[475]. Характерно, что среди прочих племён в Фергане к этому моменту проживало также и племя кипчаков, которое имело собственную идентичность и не считалось ни узбекским, ни киргизским племенем.
Кипчаки появились в Фергане с начала XVIII века. Считается, что они были среди тех племён, кто бежал из Казахской степи от джунгарского нашествия. В любом случае они были сравнительно новыми пришельцами в Фергане и не входили в состав старых узбекских племён. Кипчаки имели собственную идентичность и отличались, во-первых, от кочевых узбеков вроде племён минг, юз, мангыт, а также от других тюркоязычных племён Ферганы, во-вторых, от киргизов и, в-третьих, от оседлого населения, которое называли сарты. Это способствовало их изолированности в системе племён и общин Ферганы. «Живя почти особняком, кипчаки вступали во временный союз с киргизами в тех только случаях, когда политические условия времени заставляли их вести открытую борьбу или с оседлым населением долины, или с правительством, симпатии которого тяготели к сартам, малоподвижным, смирным, плательщикам всевозможных даней»[476]. В силу своей сплочённости и сохранения кочевого образа жизни кипчаки представляли определённое беспокойство для любого кокандского правительства.
Но в момент подъёма Кокандского ханства они наряду с киргизами, а также узбеками из полукочевых племён, составили основу той армии, которая позволила Коканду выйти за пределы Ферганской долины и взять под свой контроль огромную территорию. Она включала в себя большую часть бассейна Сыр-Дарьи, горные районы современного Кыргызстана с выходом на северные предгорные районы хребта Алатау.
Ключевую роль в первых успехах Коканда сыграла победа над правителем Ташкента Юнус-ходжой. Он захватил власть в городе в 1784 году вскоре после смерти хана Аблая. При Аблае в Ташкенте, как и в других присырдаръинских городах правили казахские султаны, опиравшиеся на поддержку определённых казахских племён. Приход к власти в Ташкенте выходца из группы хаджей являлся одним из признаков кризиса Казахского ханства. С одной стороны, казахские султаны и отдельные племена, разделившие власть в этом городе и в других городах региона, не смогли предотвратить приход к власти представителя городского населения Ташкента, не связанного с казахской родоплеменной системой. С другой стороны, сам факт торжества Юнус-ходжи демонстрировал возросшее экономическое значение Ташкента.
После завершения джунгарских войн и установления большего порядка экономика городских центров, расположенных на границе Средней Азии и степи, сравнительно быстро восстановилась. В первую очередь здесь развивалась торговля между казахами и среднеазиатскими земледельческими и ремесленными центрами. Кроме того, с середины XVIII века началось развитие торговых отношений между Средней Азией и Российской империей, которое происходило через Казахскую степь. Очевидно, что этому способствовало сближение казахов с Россией, в какой бы формальной форме оно не происходило. В связи с этим Ташкент стал важным экономическим центром.
Весьма характерно, что рост значения Ташкента в конце XVIII — начале XIX века был связан среди прочих причин ещё и с изменением направления товарных потоков внутри Средней Азии и вокруг неё. К началу XVIII века торговый путь из Китая в Европу окончательно перестал быть континентальным, он переместился на контролируемые европейцами морские пути. Естественно, что это привело к упадку центральной части континента, которая потеряла своё прежнее транзитное значение и все связанные с этим доходы. Отсюда произошло запустение старых торговых городов вдоль прохождения исторического маршрута Великого Шёлкового пути.
Самый показательный пример — это судьба древнего Мерва, являвшегося важным пунктом на этом пути. Когда русские войска во второй половине XIX века добрались до Мерва, то к этому моменту он полностью потерял своё прежнее торговое и экономическое значение и был одним из населённых пунктов туркменского племени теке. Упомянутое выше запустение Бухары и Самарканда в начале XVIII века было связано отчасти не только с межплеменными войнами между узбекскими правителями, но и с прекращением континентальной торговли.
В то же время, когда регион Средней Азии оправился от разрушений, связанных с джунгарскими войнами первой половины XVIII века, а также межплеменными противостояниями, произошло восстановление экономики. В связи с тем что экономика стала более локальной, ориентированной на местные рынки, а также рынки близлежащих стран, то логично, что стали развиваться те экономические районы и города, которые были с ними связаны. В этом смысле выросло значение Ташкента, который стал важным транзитным центром торговли Средней Азии с казахами, а через них и с Российской империей. В связи с этим усилились позиции ташкентской городской торговой элиты, которая в итоге оказалась в состоянии оттеснить кочевую казахскую аристократию от управления городом и всем районом. Но при этом основную военную силу нового ташкентского государства во главе с Юнус-ходжой по-прежнему составляли главным образом казахи. Однако на этот раз они уступили политическую инициативу ташкентским купцам и местным религиозным деятелям.
