дереве, пока эта тварь не ушла. За это время мы успели обсудить всё, от любимого цвета до смысла жизни. Теперь Рори – мой любовный интерес.
Я закашлялась, подавившись воздухом. Эйс, до этого высыпавший на ладонь таблетки, замер на месте. Его челюсть буквально отвисла. На лице читалось явное недоумение.
– Любовный… что? – переспросил он.
Кенни самодовольно улыбнулся.
– Ага. Искра, буря, безумие. Три часа наедине с росомахой под нами – это тебе не шутки. Отлично сближает.
Я бросила на Кенни изумлённый взгляд. «Искра, буря, безумие» с Авророй? Серьёзно?
– Мы об одном и том же человеке? – Эйс закинул в рот таблетки и запил водой. – Та самая Рори, которая в прошлом году делилась теорией о том, что Земля сто процентов плоская? Ты же называл её инопланетянкой и говорил, что тебе жаль её будущего парня.
– Ну да, – кивнул Кенни, ничуть не смутившись. – И что? У неё много других достоинств. Например, она боится росомах, как и я. И вообще, любовь зла…
Уму непостижимо!
Эта ночь сблизила не только нас с Эйсом, похоже.
– Короче, замолкните и спускайтесь в столовую, – махнул рукой Кенни. – Не нужно мешать нашему с Рори счастью.
А потом развернулся и вышел из номера, хлопая за собой дверью.
Мы с Эйсом неловко переглянулись. Лишь мимолётно взглянув на его губы, я ощутила, как мои собственные закололо, а в желудке запорхали бабочки.
– Кажется, этой ночью на охоту вышло много купидонов, – высказался Эйс, усмехаясь.
А мне пока было не до шуток.
Он поставил бутылку на тумбу и подошёл ближе.
– А теперь я могу узнать, кто такой Магнус? – неожиданно спросил он.
Я удивлённо уставилась на него. И Эйс засмеялся:
– Я не забыл об этом индюке, да. Так кто это? Я имею право поинтересоваться об этом после того, как учил тебя целоваться пару минут назад?
У меня подкосились ноги от желания снова приступить к этим занятиям.
– Сотрудник Ubisoft, – ответила я, не сдержавшись от улыбки. Это так странно. Сперва до меня дошло это удивительное предложение от чуть ли не самой лучшей игровой компании в мире, а потом мы выяснили отношения с Эйсом… Всё складывалось как будто бы даже… хорошо.
Эйс задумчиво поинтересовался:
– И чего он от тебя хотел?
– Предлагал мне стажировку в их компании.
Его лицо сперва оставалось в том же выражении несколько секунд, прежде чем расплылось в изумлённой улыбке, как будто до него дошли невероятные новости.
– Это… здорово, – однако выдавил он. Именно выдавил. В его голосе не было того же энтузиазма, какое он попытался продемонстрировать на лице.
– Но? – намекнула я на продолжение.
Эйс отвёл взгляд.
– Видеоигры не вызывают во мне таких тёплых чувств, что у тебя, скажем так, – пробормотал он почти себе под нос.
– Почему же?
Он глубоко вздохнул и посмотрел на меня.
– Тяжёлые ассоциации, – выдал он, избегая моего взгляда. – Не бери в голову. Это отличная новость, правда. Я за тебя рад.
Его плечи были напряжены. Я молчала, чувствуя, что не стоит давить. Что-то явно тяготило его. Но что?
– Нет, ты не рад, – покачала я головой. – Что не так?
– Милана…
– Хочешь, чтобы я начала квакать?
Эйс издал смешок, потом цокнул, явно понимая, что со мной спорить бесполезно.
– Я никогда не рассказывал тебе об Илае, верно? – спросил он.
Я отрицательно покачала головой. Имя ничего мне не говорило.
– У меня был младший брат, – пояснил Эйс, голос его дрогнул. – Илай. Незадолго до того, как мы с тобой познакомились, он… погиб. В игротеке. Оборудование загорелось, случился пожар. Он сгорел заживо.
У меня перехватило дыхание. Эти слова обрушились на меня, как лавина. Мир вокруг поплыл, звуки стали приглушёнными, а в голове запульсировала лишь одна мысль: мне очень жаль.
Я смотрела на Эйса, не в силах вымолвить ни слова. Шок сковал меня ледяной коркой.
– В тот день родители уехали по делам, оставив меня присматривать за ним, – продолжил он, и по мере того, как срывались слова с губ, его голос становился более хриплым. – Илай очень любил рубиться в эти дурацкие игры на компьютере и иногда ходил в местный игровой клуб под присмотром отца. Я смотрел фильм, когда он подошёл ко мне и попросил пойти с ним. Я должен был пойти, но вместо этого сказал ему, чтобы он шёл сам. Что ничего не случится и я не скажу родителям.
В голове бешено завертелись обрывки фраз: «игровой клуб… пожар… погиб…». Внезапно всё стало ужасающе понятным. Его неприязнь к моему увлечению. Его излюбленные колкости по поводу моих игр. Меня словно ударило током. Руки похолодели, а в груди образовалась пустота, заполненная ледяным ужасом. Я смотрела на Эйса широко раскрытыми глазами, не представляя, как он мог жить с таким тяжёлым грузом всё это время. Притворяться счастливым, несмотря и на болезнь, и на потерю младшего брата, за которого он чувствовал вину.
Внутри всё сжалось от сочувствия. В комнате висела тяжёлая тишина, а у меня в ушах звенело.
Наконец, собрав все силы, я прошептала самое банальное, что можно было сказать в такой момент:
– Эйс… мне… мне так жаль.
Он поднял на меня глаза, полные боли, немного влажные от подступивших слёз, которые он яро сдерживал.
– Я должен был пойти с ним. Я должен был…
Его слова эхом отдавались в моей голове.
– Ты не виноват, – выдавила я, хотя сама не была до конца уверена в этом. Как можно не винить себя в такой ситуации? Будь я на его месте, сделала бы тоже самое.
Эйс зажмурился, потом поморгал и покачал головой.
– Это неважно… Нам нужно спускаться на завтрак, Мила. Все начнут нас искать.
Я кивнула, сглатывая ком в горле. Он выглядел очень несчастным, и мне стало стыдно, что я вообще затронула тему с играми. Невольно разбередила старые раны, заставила его вновь пережить ужас всей его жизни.
Осторожно отстранившись, я постаралась держаться как ни в чём не бывало. Но атмосфера между нами изменилась. Лёгкость и беззаботность испарились, уступив место неловкости.
– Если ты действительно уверена в том, что готова войти в мой не такой уж и радужный мир, как все считают, – начал Эйс, – я буду очень стараться не терять эти долбаные таблетки. А если такое случится, можешь шлёпнуть меня по заднице, как однажды сделал я с твоей попой. Я не люблю, когда кто-то покушается на мою задницу. Для гетеро-парня это немного унизительно.
Он попытался отшутиться и разрядить обстановку, но в его голосе всё ещё слышалась горечь. Но я решила подыграть, мягко