У меня сводит живот.

— Наверное, я должна была больше доверять Петру.

Леон смеется с недоверием.

— Гребаный Петр? Он был полезен, но он был идиотом. Вспыльчивым идиотом, но все равно идиотом. — В его затененных глазах мелькает что-то мрачное. — Я сказал ему, что мы должны прекратить эти гребаные поджоги. — Он отвлекается, его гнев становится ощутимым. — Но нет, он хотел продолжать их устраивать. И мне приходилось убирать за ним. Я даже оставил записку с угрозой Мейсону, чтобы этот чертов Кин сначала нанес удар, а потом задавал вопросы. — Леон ворчит, как будто его угрозы моему брату были не более чем надоедливым письмом от нежелательного поклонника.

Черт. Это Леон перерезал им горло и убил охранников?

Эта мысль вызывает у меня отвращение, ведь я знаю его с самого рождения, но я возвращаюсь к его предыдущему признанию. У него было больше одного партнера? Кто второй? Как бы меня это ни мучило, я отмахиваюсь от этой мысли; сейчас это не имеет значения.

— Где мой брат? — Мой голос ровный, но страх все еще пронизывает меня.

Леон улыбается, но улыбка не достигает его глаз. Он протягивает руку, и мои глаза следуют за ней, а рот открывается от ужаса. Мейсон лежит на боку, связанный по рукам и ногам. Меня душит испуганный вздох, и я бросаюсь к нему.

Леон преграждает мне путь. Его лицо изможденное, но смертельно опасное, и я делаю шаткий шаг назад. Ночь охлаждает мою обнаженную кожу, и я не могу сдержать дрожь, которая охватывает меня. Леон облизывает нижнюю губу, и в моей голове всплывает воспоминание.

— Кэл, я не могу, — хихикаю я в трубку. В животе у меня порхают бабочки, когда я слышу смех Кэла через телефон.

Его темный смешок действует на меня, и я почти сдаюсь.

— Да ладно, Лорен. Кому я расскажу?

Он прав, но в таком случае нет смысла рассказывать ему, в кого я влюблена, если он и есть тот, в кого я влюблена. Запретное чувство сжимает мне грудь, и я решаю отвлечься.

— Откуда ты вообще знаешь, что я в кого-то влюблена?

— Потому что, нравится тебе это или нет, я знаю тебя, Лорен Катрон.

То, как он произносит мое имя, заставляет меня парить на облаке. Но я все еще не нахожу в себе смелости сказать это вслух. Просто смелость подумать об этом, живя в поместье Бьянки, — это практически измена.

— Так кто, по-твоему, мне нравится?

Кэл делает вид, что думает, напевая в трубку.

— Ну, я думаю, у нас может быть что-то общее.

— Да?

Я бросаю взгляд на дверь и замечаю, что она открыта шире, чем я думала. Леон смотрит на меня из щели, его круглое лицо искажено неразборчивым выражением. Он же меня не слышал, правда? Нет, он не может знать, с кем я разговариваю.

Я подхожу к двери и показываю ему язык. Леон убегает.

Я закрываю дверь.

— И что у нас общего?

Воспоминание рассеивается, как дым. Леон определенно слышал, и кто знает, как долго он подглядывал за мной? Леон... ревновал? Он испытывал ко мне чувства? Было ли все это каким-то извращенным планом мести за то, что я не ответила ему взаимностью? Он слишком молод, чтобы я даже дважды на него посмотрела, особенно когда мне было шестнадцать. Леону едва ли было десять.

Вопросы кружатся в моей голове, и у меня сжимается желудок. Леон ходит вокруг меня, его шаги хрустят по гравию. Я вздрагиваю. Мейсон без сознания, но как? У него красный синяк на виске.

Леон останавливается позади меня, его пистолет скользит по моей спине.

— Это должен был быть я.

— Леон, ты знаешь, что я забочусь о тебе, но я никогда не видела в тебе больше, чем друга. Даже брата. — Каким-то образом мои слова звучат уверенно, когда я их произношу, и Леон останавливается прямо передо мной. С каждым вздохом меня окутывает знакомый запах джина. Он пахнет как моя мать.

Черт, он пьян.

Его шея напряжена, лицо покраснело. Он презрительно фыркает.

— Я отказался от тебя, когда ты решила вернуться в тот горящий склад за Кином. До этого я даже упаковал твои вещи, чтобы перевезти тебя обратно в дом. Настолько я тебя любил. — Его левый глаз дергается. — Когда появилась твоя маленькая подружка, все, что она могла сделать, это лгать и говорить, что ты никогда не полюбишь меня. Я показал ей, как она ошибалась.

Его маниакальная улыбка ужасна, и он стучит стволом пистолета по моей груди.

— Петр пытался отпугнуть тебя этими бомбами. — За его расширенными зрачками мелькает что-то забавное. — И даже когда он ошибся машиной у издательства, он преследовал тебя до самой автомагистрали, стреляя в тебя. Все для того, чтобы показать тебе, насколько опасен Кин и его образ жизни. Ты не понимаешь? Я мог бы защитить тебя от этого. Этого бы никогда не случилось, если бы ты была со мной. Со мной ты была бы в безопасности. Но тебе было все равно. Нет, ты должна была броситься за ним в горящее здание, — рычит он, брызгая слюной в ярости.

На долю секунды его внимание отвлекается от меня, перед его глазами проносится какое-то невидимое воспоминание, и я делаю свой ход.

Я бросаюсь к нему, готовая вырвать из его рук пистолет, но он мгновенно возвращается к реальности и направляет ствол на мою голову. Металл ледяной на моем лбу, и меня охватывает холодное спокойствие, подавляющее мой страх так, как я никогда раньше не испытывала. Я глубоко вдыхаю.

— Ты не застрелишь меня. — Мой тон недоверчив, и глаза Леона слегка расширяются. — Леон, я знаю тебя с тех пор, как ты был в подгузниках. Ты не сможешь застрелить меня.

Леон недоверчиво задыхается. Затем он снова сжимает челюсти.

— Лорен, это не имело к тебе никакого отношения, пока ты не решила ввязаться в это.

— Ты должен был знать, что я приду за своим братом. Думаешь, я просто так позволил бы ему исчезнуть?

Пистолет дрожит, но я сильнее прижимаю его к лбу, вызывая его на блеф. Вернее, я чертовски молюсь, чтобы это был блеф. Леон презрительно фыркает, отрывает пистолет и прижимает его к моей груди.

— Твой брат? — Он смеется, и его тревожный смех эхом разносится по пустому переулку. — Я бы сказал