Я молчала, переваривая услышанное. Воздух в небольшой комнате вдруг стал каким-то разреженным, трудным для дыхания. Я почти физически ощущала, как мощные стены, которые так тщательно и методично выстраивал вокруг меня Вячеслав, начинают покрываться первыми заметными трещинами.

— И что нам делать дальше? — спросила я, стараясь справиться с нарастающим волнением.

— А дальше мы продолжаем терпеливо тянуть время и планомерно собирать дополнительные доказательства, — ответил он с профессиональной уверенностью. — Пусть адвокаты вашего мужа назначают встречи и переговоры. Соглашайтесь на все, но постоянно переносите, ссылайтесь на плохое самочувствие, придумывайте болезни. Ваша главная задача на данном этапе — казаться максимально слабой, растерянной и морально готовой к полной капитуляции. А моя задача — собрать достаточное количество неопровержимого материала, чтобы в нужный момент нанести сокрушительный ответный удар. И ударить так, чтобы они уже никогда больше не смогли подняться. Я обязательно свяжусь с вами завтра вечером.

Связь прервалась.

Я медленно подошла к большому окну и долго смотрела на раскинувшийся внизу ночной город с его мириадами мерцающих огней. Он больше не казался мне враждебным полем предстоящей битвы. Теперь весь этот мегаполис представлялся мне огромной шахматной доской. И я только что сделала свой самый первый, но очень важный ход в этой сложной, многоходовой партии.

Глава 7

Дни превратились в тягучую, вязкую паутину ожидания. Они налипали друг на друга, образуя бесформенную, серую массу времени, лишенную событий, эмоций и смысла. Я стала призраком в собственной квартире, бесплотной тенью, скользящей по комнатам, которые когда-то были наполнены смехом, планами и жизнью. Теперь они были наполнены лишь гулкой, звенящей тишиной и запахом пыли. Моя изоляция была абсолютной, почти герметичной. Затворничество, изначально бывшее тактическим ходом, превратилось в мою реальность, в кокон, который я сама же вокруг себя и соткала.

Я неукоснительно следовала инструкциям Волкова, разыгрывая перед Юрием Семеновичем спектакль полного морального истощения. Эта роль, как ни странно, давалась мне все легче. Мне почти не приходилось притворяться. Парализующая апатия, которая накатывала волнами, была абсолютно реальной. Усталость, въевшаяся в каждую клетку, была моим подлинным состоянием. Единственное, что было ложью — это причина. Они думали, что я сломлена горем и позором. Но на самом деле меня сжигала изнутри холодная, концентрированная ярость, которая требовала колоссального количества энергии для своего сдерживания.

Каждый звонок Юрия Семеновича становился отдельным актом в этом театре абсурда. Я специально держала свой «грязный» телефон рядом, на кухонном столе, и каждый раз, когда раздавалась трель рингтона, мое сердце сжималось от омерзения. Я давала ему прозвонить несколько раз, чтобы создать впечатление, что у меня нет сил даже подойти к аппарату.

— Да… — отвечала я, предварительно сделав несколько прерывистых вдохов, чтобы голос звучал слабо и надломленно.

— Кирочка, дорогая моя, как ты себя чувствуешь? — его голос, жирный от фальшивого участия, сочился из динамика, как патока. — Я так за тебя волнуюсь. Слава тоже места себе не находит, переживает.

«Переживает, как бы я не сорвалась с крючка», — мысленно парировала я, а вслух лепетала:

— Мне очень плохо, Юрий Семенович… Я почти не сплю… Панические атаки… Я просто не могу заставить себя думать о… об этих бумагах. Мне кажется, я сойду с ума.

— Ну что ты, девочка моя, не говори так, — ворковал он. — Мы все понимаем. Никто на тебя не давит. Но ты же знаешь, жизнь не стоит на месте. Бизнес требует решений. Партнеры ждут…

Каждый такой разговор был пыткой. Я слушала его лицемерные увещевания, его покровительственный тон, и во мне все кипело. Мне хотелось кричать в трубку, кто он такой, хотелось выплеснуть ему в лицо всю правду о его «порядочном» клиенте Вячеславе, о его «заботливой» сообщнице Элеоноре. Но я молчала, играя свою роль. Я выигрывала для нас драгоценные часы, которые Дмитрий использовал для того, чтобы копать.

Его звонки, раздававшиеся на «чистом» телефоне раз в день, были для меня глотком свежего воздуха, единственной связью с реальностью, где еще существовала надежда. Его спокойный, уверенный голос действовал как бальзам на истерзанные нервы.

Дмитрий, окрыленный первыми быстрыми успехами — найденным актером и следами денежных переводов, — пытался копать глубже. Он был похож на геолога, наткнувшегося на богатую золотую жилу. Первые находки были многообещающими, но очень скоро он наткнулся на глухую, невидимую стену из твердой породы.

— Они работают на опережение, — сообщил он во время одного из наших коротких созвонов. Его голос, обычно неизменно спокойный, звучал непривычно озабоченно. — Я пытался поднять финансовую документацию по последним крупным сделкам Славы, но все серверы оказались идеально зачищены. Все архивы по последним трем месяцам стерты. Официальная версия — технический сбой. Но мы оба понимаем, что это не так.

Он сделал паузу, давая мне переварить информацию.

— Более того. Двое ключевых сотрудников финансового отдела, которые не могли не знать о его махинациях, внезапно уволились по собственному желанию. Один вчера улетел в Германию, якобы на срочное лечение. Вторая — на Бали, в долгосрочный отпуск по медитации. Концы в воду. Кто-то очень профессионально заметает следы, Кира. И этот кто-то действует быстро и эффективно.

Эта новость легла на душу холодным камнем. Я сидела на полу в своей пустой гостиной, смотрела на чехлы, покрывающие мебель, как саваны, и чувствовала, как по спине пробегает неприятный холодок. Мы имели дело не просто с жадным мужем и его коварной любовницей. За ними стояла сила, о масштабах которой мы могли только догадываться. Сила, способная зачищать сервера, отправлять людей за границу и обрывать все нити, ведущие к правде.

Изоляция начала давить на меня с новой силой. Четыре стены моей квартиры превращались в стены камеры. Я чувствовала себя бесполезной, пешкой, которую убрали с доски и велели ждать, пока сильные игроки сделают свои ходы. Это чувство пассивности было невыносимым. Мне нужно было действие. Мне нужно было что-то сделать самой. Что-то, что могло бы принести пользу, дать новую зацепку.

И я вспомнила. Сейф. Личный сейф отца в его загородном доме.

— Мне нужно на день съездить в загородный дом, — сказала я Дмитрию через пару дней, когда чувство клаустрофобии стало почти невыносимым. Моя изоляция в квартире начинала сводить меня с ума. — Там, в кабинете отца, остался его личный сейф. Я не помню, что в нем, но вдруг там есть что-то важное. Какие-то документы, о которых никто