он. – Погоди. – Конрад стал искать что-то в карманах своих брюк. И клянусь, если это будет просто звонящий телефон, то купленную им картину я надену ему на голову. – Вот.
Он вытянул вперед маленькую продолговатую бархатную коробочку.
– Что это.
– Повернись, – скомандовал он. Я устало повела плечами, но все же выполнила его просьбу.
К чему все эти странные игры?
Моей кожи коснулась холодная цепочка. Я взглянула на свою грудь и заметила там золотой кулон в виде ракушки. Сердце забилось так, что все тело сотрясалось, даже пришлось сжать руки, чтобы как-то обуздать это. Ракушка из золота и перламутра была так похожа на ту пустую раковину, что нашла моя дочь на пляже.
– Ты купил похожую, – сказала я, оборачиваясь.
Конрад ухмыльнулся.
– Я сделал точную копию, поэтому немного опоздал. Ты знала, что украшения делаются долго, даже если заплатить сверху? – хмуро спросил он.
Я улыбнулась и покачала головой.
– Нет, я не знала.
Он коснулся моего подбородка: совсем легкое касание, но наполненной безграничной нежностью. А возможно я так отчаялась, что мне просто хотелось в это верить.
– Одинокая улитка, живущий на западном побережье, наконец понял, что он больше н одинок, – прошептал Конрад, его руки легли на мои щеки, неторопливо поглаживая пылающую кожу. – Я тебя люблю и люблю Аврору, разной любовью, но одинаково сильной.
Я пыталась, честно пыталась что-то ответить, но как назло забыла все слова. Он перевернул мой мир, сказал то, что я мечтала услышать. Мои ноги совсем ослабли, а сердце колотилось, рискуя выпрыгнуть из груди. В ошеломленном молчании я пробыла так долго, что в глазах Конрада показались неуверенность и волнение. Он думал, что я недовольна, думал, что я откажу, а я просто застыла, задаваясь вопросом: не сон ли это?
– Сабрина? – медленно позвал он. – Знаешь, в такие моменты обычно что-то отвечают.
– Вдруг ты разочаруешься? – спросила я. – Ты привык жить другой жизнью.
– Я не на этот ответ рассчитывал, – усмехнулся он. Заглянув в мои глаза, он продолжил: – Я уже не помню и половины из того, что было раньше, но моменты с тобой и нашей дочерью, я помню все до единого. Потому что это действительно важно для меня. Я никогда в этом не разочаруюсь.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала я. В его глазах показалось облегчение, он широко улыбнулся и поцеловал меня. Его губы нежно ласкали мои, руки поглаживали спину и плечи, сжимали талию. Я не знаю, сколько длился этот поцелуй, но в какой-то момент я не смогла вдохнуть и отстранилась. С блеском в глазах, и все той же счастливой улыбкой, он обнял меня, прижимая мою голову к его груди. Я слышала, как быстро бьется его сердце, и этот стук дарил моей душе долгожданное спокойствие и умиротворение.
– Поэтому картина поедет домой, тебе ясно? – сурово заявил он.
– Кристально, – прошептала я. – Конрад, мне нужны собственные визитки.
Он рассмеялся, поглаживая мою поясницу.
– Думаю, я смогу решить эту проблему.
Я совсем не помню, как мы добрались назад. Торопливо спровадили Марию, которая была няней Авроры в этот вечер, и остались вдвоем, растворяясь, друг в друге ночь напролет.
Эпилог
Четыре года спустя.
Конрад
Солнце припекало мои плечи и спину. Водрузив на нос солнцезащитные очки, я наблюдал за тем, как Аврора убегает от накатывающих на берег волн.
– Я устала! – после получаса игры, воскликнула она. Я подхватил ее босоножки с песка, посадил дочь на плечи и направился к пирсу. Аврора обожала это место. Полдня мы потратили на катание на каруселях, остальное время она бегала по песку.
– Хочу мороженое, – потребовала она.
– Ты уже ела сегодня, – напомнил я.
– Ну пожа–алуйста, последний кусочек! – один звук ее притворного умоляющего голоса переворачивал все органы в моей груди. Хорошо, что она сидела на моих плечах, и я не мог видеть ее лица, иначе большие синие глаза и жалобная мордашка и вовсе превратили бы меня в ее личного покорного слугу.
– Последнее на сегодня, Аврора.
– Хорошо, – весело ответила она, продолжая похлопывать меня по голове.
Последнее мороженое содержало в себе три шарика разных вкусов: клубничное, шоколадное и карамельное. Мое было скромнее, состоящее из одного фисташкового шарика. Ветер трепал ее темные волосы, затянутые на затылке в хвост. Мороженое таяло и стекало по рукам, Аврора не замечала этого, ведь не умолкала ни на секунду.
– …Дэрил давно ходит на плаванье, его мама говорит, что у него выросли жабры. Я не заметила у него жабр, и не поверила ему. Он не может держаться долго под водой, как я. Папа у него же нет жабр?
Я усмехнулся, в два укуса доедая свой рожок мороженого.
– Нет, у детей не может быть жабр, детка.
Аврора нахмурила маленькие бровки.
– Мама Дэрила врет ему, а врать нехорошо.
– Ты права, врать нельзя, но неправдой она пытается убедить его, что он самый лучший, не очень хорошая тактика, учитывая, что он вырастит инфантильным.
– Что значит «инфантильный»? – спросила она. Огромная капля мороженого покатилась по вафельному стаканчику, я указал ей на это, и она быстро поймала ее языком.
– Не забывай о салфетках, – напомнил я. – Инфантильный это то же самое, что и большой ребенок. Он будет всегда верить, что у него жабры и это как-то отличает его от других, но на самом деле…
– Извините, здесь свободно? – меня прервал женский голос. Я поднял взгляд и заметил молодую незнакомую девушку. Светлые вьющиеся волосы и большие очки-авиаторы. На ней был зеленый топ и короткие джинсовые шорты. Она смотрела на меня в ожидании, когда я приглашу ее присесть.
– Здесь занято, – отмахнулся я.
– Ты уверен, потому что я могу…
– Исчезни и не порть