– Потому что ты стал превращаться в тряпку у ее ног, друг. Она тебя изменила.

– Это не круто, чувак, – сказал Эзра, опасливо отходя от нас на шаг. Полагаю, он уже чувствовал, что я вот-вот взорвусь. И он был прав, не прошло и секунды, как моя рука столкнулась с лицом Уэстера. Я почувствовал тупую боль в костяшках пальцев, но даже не обратил на нее внимания, полностью ослепленный яростью. Голова Ника дернулась назад, однако он не проронил и звука. С видом полного ошеломления коснулся носа, проверяя, не сломан ли он. И ему очень повезло, ведь мне не только нос ему сломать хотелось. 

– У тебя крыша поехала? – зарычал Уэстер.

Я схватил его за горловину футболки, наслаждаясь звуком треснувшей ткани, и встряхнул его.

– Ты не имел права лезть в мою жизнь!

– Я решил помочь другу! Потом ты скажешь мне спасибо!

– За что? За то, что остался один? – недоумевал я.

– За то, что я не позволил ей привязать тебя к ее лодыжке!

Одним резким движение я отшвырнул его от себя.

– Ты извинишься перед ней, иначе я выбью из тебя все дерьмо, Уэстер!

– Да пошел ты, – выплюнул друг.

Я рванул вперед, но Эзра вовремя схватил меня за плечи. Губа Уэстера опухла, но я все еще не видел крови, а мне очень хотелось бы ее увидеть.

– Хватит Конрад. Это того не стоит, – сказал Эзра.

И он был прав. Я решил вернуться в отель. 

Я тоже чувствовал, что поменялся. Но не Сабрина сделала это, а я сам. Потому что с самого первого дня мне хотелось измениться для нее. Я не мог выносить отвращения и страха в ее глазах. Я ни на секунду не задумывался о том, чтобы расстаться со своим привычным миром и заменить его другим, более красочным и счастливым. Меня не это пугало. Я боялся, что не справлюсь с той задачей, которую она хотела возложить на меня, что не оправдаю ее надежд. И тогда она снова начнет смотреть на меня этим ненавистным взглядом, который разрывал мою грудь.

Жена и ребенок – мой самый страшный кошмар сбывался, но рядом с ними я чувствовал себя таким счастливым, каким не чувствовал даже в кругу своей семьи: мамы и сестры. И я больше не сомневался. В течение этой недели я не мог думать ни о чем другом, кроме как о Сабрине и малышке Авроре. И я не потеряю их, потому что две эти девочки единственное, чего всегда хотело мое сердце.

Глава 32  Сабрина

Большой зал, арендованный специально для выставки, был заполнен людьми. От количества собравшихся здесь именитых деятелей искусства рябило в глазах. Мурашки не покидали меня с того момента, как я села в машину Джереми. Пальцы ног заледенели, а щеки наоборот пылали огнем. Я все время смотрела на свое шелковое платье пастельного светло-зеленого цвета, проверяя, не помялось ли оно. Но все было идеально.

Я предпочитала стоять у своих картин, маленьких, тех, которые не были «жемчужиной вечера». Мне казалось, что если я остановлюсь у большого полотна с северным сиянием, то непременно прославлю себя как тщеславную и хвастливую персону, что, конечно же, было не так. У моей «жемчужины вечера» постоянно находилось много людей. Они оглядывали ее с высоты своих профессиональных и полупрофессиональных взглядов, переговаривались, хвалили или же наоборот недоумевали, почему картину возвели на вершину.

Меня не замечали, Сабрина Риттер долго оставалась в тени, пока Алан не привлек меня к общей группе критиков и не представил меня всем этим деятелям искусства. Здесь-то я и наслушалась миллион комплиментов о моем таланте и старании, а еще о том, как мне повезло стать протеже великого Алана Райдера. Вечер был прекрасен, за исключением одного. Конрад не пришел.

Наивно было полагать, что он будет рядом, ведь я сама оттолкнула его. Поддалась эмоциям, своей неуверенности и оборвала то малое, что было между нами. Конечно, я никогда не стала бы миссис Морель, но теперь я и подругой его назваться не могла. Однако сквозь боль я понимала: каким бы великим не был соблазн купаться в лучах его внимания и заботы, было лучше обрубить все сейчас. Мы уже зашли дальше, чем должны были. Я полностью пропала в этих синих глазах, в извечной кривой усмешке и так сладко звучащему из его манящих уст «принцесса». Именно поэтому мое сердце металось в груди, не находя пристанища.

Этот вечер должен был стать моим триумфом, однако я чувствовала, будто все это происходит вдалеке. Ведь как оказалось, вкус успеха притупляется, если сердце не способно пылать.

Я знала, что Конрад вот уже три дня находится в Лос-Анджелесе, однако домой он не спешил. Я сама была виновата, ведь сбрасывала каждый его звонок. Ликующее лицо Сандры все время стояло у меня перед глазами.

– Сабрина, это Джина Холстед – она…

– Я знаю, кто вы, – не удержавшись, выпалила я. Имя Джины Холстед было известно мне давно. В отличие от многих других художников, она вдохновлялась не природой, людьми или погодой, она вдохновлялась трагическими событиями. Ее картины всегда были мрачны, но в то же время оставались притягательными.

Джине было около сорока лет, ее неизменная прическа – выкрашенное в черный каре с длинной челкой, которая всегда была в каком-то творческом беспорядке. Частью образа были огромные очки в черной оправе и большое количество браслетов из каменных бусин.

Во многом она похвалила мои картины, но не обошлось и без критики. Однако не в моих правилах обижаться на профессионала. Я слушала ее и впитывала каждое слово, ведь многие ее замечания действительно были в точку.

– В следующем месяце в музее Уитни продет моя выставка, думаю, нам есть о чем с вами поговорить, – вдруг сказала она, полностью обескуражив меня этим.

– Это так неожиданно, – растеряно ответила я.

– Я возьму вашу визитку…

– Визитку? Простите, у меня нет визитки.

Алан прикусил губу, пряча