Римма встретилась с ним взглядом: он смотрел ясно, как в детстве, веря сам себе и надеясь на эту веру.

«Верь и ты мне», — просил его взгляд. Молил.

«Верю», — взглядом ответила Римма.

Виктор понял, улыбнулся нежно и ласково. Как будто вернулся на минуту из детства, как будто не было этой страшной, пропитой рожи и этого беззубого провала вместо рта.

А может, и правда, вернулся? Поверить в это невозможно после всего, что было. Но ведь вот же осталось в нем это чистое, детское, сохранилось чудом. И может, есть еще надежда? Какая-то последняя есть?

Римма вышла из больницы и испугалась. Прямо на нее летела Дашка: глаза распахнуты, щеки красные. Как с пожара или на пожар.

Надо так волноваться в ее положении?

Дашка подлетела вплотную, остановилась, с трудом переводя дыхание.

— Что с бабушкой?

— Нормально все, — ответила осудительным тоном Римма. — Лежит под капельницей, сестра сказала, давление стабилизировалось…

— Слава Богу, — выдохнула Дашка.

— Ну зачем ты бежала, Даша? — упрекнула Римма. — Я бы тебе позвонила.

— Тут же рядом, — возразила Дашка. — Два шага.

— А работа?

— Я отпросилась на полчаса. Не могла ждать…

Римма покачала головой: горячка.

— Потом вместе сходим, — сказала она. — Когда из реанимации переведут. Сестра сказала, что, скорее всего, уже сегодня. Так что вечером можно.

— Ладно, — кивнула Дашка. — Хорошо…

Они стояли напротив друг друга и смотрели друг другу в глаза, одинаковые, как в зеркале.

Смотрели и не могли насмотреться.

«А ведь она ко мне бежала, — поняла вдруг Римма. — Ко мне…»

— Как ты? — спросила изменившимся голосом.

— Хорошо, — кивнула Дашка. — Все в порядке.

Они отошли в сторонку, заговорили спокойнее.

— На работе нормально все? — спросила Римма.

— Нормально, — ответила Дашка. — Как обычно. То пусто, то густо. Справляемся…

Она вдруг замялась, искоса глянула на Римму.

— Ну что? — спросила та.

— Родители Дениса так переживали, что ты ушла расстроенная! — сообщила Дашка. — Татьяна Николаевна прямо извелась вся.

— Да ладно, — нахмурилась Римма. — Что уж теперь?

— Нет, правда! Сергей Борисович сказал, что это он виноват. Выпил лишнего и вел себя «неподобающим образом», — передразнила Дашка манеру свекра говорить.

Римма засмеялась: похоже получилось.

— Мелочь это все, — сказала она.

— Конечно, мелочь, — легко согласилась Дашка. — Ты же завтра выходная?

— Да.

— С Лешкой посидишь? А то он снова покашливает, не хочется его в сад вести.

— Конечно, посижу!

— А Денис говорит, ему тоже стыдно. Расслабился, говорит, сильно, не защитил тещу.

— Ой, ладно, Дашка, хватит!

— Нет, мама, правда…

— Врешь ты все!

— Да честное слово!

Они еще долго говорили, стоя у больничных ворот. И разошлись лишь тогда, когда Дашке позвонили с работы — аврал.

Но поговорили обо всем.

Римма вернулась домой, разделась, прошла на кухню сделать себе чашку кофе.

Тишка заглядывал ей в глаза, мяукал, о чем-то силился сообщить.

Римма поняла: что-то случилось.

Не сразу догадалась, потом увидела: орхидея. Солнце заглядывало в кухню, и в солнечных его лучах горели, сияли розовато-сиреневые цветы — всю кухню как волшебным фонарем освещали.

Римма стала разглядывать, глазам поверить не могла. Вот чудо так чудо!

Белесый налет еще местами держался, но было уже понятно: выстоит орхидея.

Выстоит.

Эпилог

Через неделю Римма провожала сына на вокзал. Сашка не хотел, чтобы мать шла с ним, говорил, что не маленький, что не нужны ему провожатые, что вокзал — вот он, из окна видать, но Римма упросила: почему-то обязательно ей надо было сходить на вокзал.

Обязательно.

— Саша, — стоя на перроне, на легком морозном ветерке, говорила Римма, — ты только не волнуйся. Сдавай спокойно, не рви себя. А там как получится. Сдашь, так сдашь. Будешь учиться дальше. А нет — ну, и ладно… Сделаешь, как говорил.

— Мама, — перебил несколько раздраженно Сашка, — сколько можно одно и то же?

— Ладно, не буду, — улыбнулась Римма.

Сашка вытягивал шею — должен был вот-вот показаться поезд. Римма украдкой смотрела на него: красивый парень. Хоть бы все у него получилось.

— Ты только позвони сразу же, — попросила она. — Я буду ждать… Мы с отцом будем ждать.

— Хорошо, — отвечал Сашка. — Позвоню.

Злился, чувствовал себя с ней как под присмотром. И нервничал перед пересдачей. Римма, что хочешь, сделала бы, чтобы ему помочь, сама бы поехала вместо него, но как поедешь? Тут уж он сам только.

Показался поезд, катил к вокзалу медлительно и пока что неслышно, вырастал и вытягивался бесконечно.

Римма смотрела с опаской: последнее время поезда ей внушали безотчетный, но ясно различимый страх. Через пути старалась не ходить, шла на переходной мост. И сейчас невольно сделала шаг назад, хотя стояли от края перрона далеко.

Голова локомотива прошла под переходным мостом, надвинулась на перрон, поползла вдоль вокзала, таща за собой состав. Усилился тяжелый гул.

Римма, затаив дыхание, провожала глазами плывущую мимо нее тушу. Так засмотрелась — обо всем забыла.

— Надо было вперед пройти, — услышала она сердитый голос сына, — говорил же!

— Пошли, — опомнилась Римма. — Быстрее.

Спешить было некуда, поезд стоял десять минут, но, охваченные вокзальной лихорадкой, они побежали вместе со всеми к своему вагону, обмениваясь по пути короткими, ничего не значащими фразами и пристраиваясь в уже образовавшуюся очередь.

Усадив Сашку в вагон и убедившись, что место удобное и каких-либо явных злодеев — и особенно злодеек — возле него нет, Римма попрощалась и вышла на перрон.

Стоя под окном и выглядывая голову сына, она уже легче посматривала на железные бока вагона, на черную башку локомотива впереди. Даже погладить хотела, увериться, что это существо ей ничем не грозит.

«Надо же, — мелькнуло в голове, — а я ведь тогда чуть не…»

Показалось в окне лицо Сашки. Он что-то неслышно говорил и махал рукой, как воду отгребал. Римма поняла: требует, чтобы она не стояла под окнами, шла домой.

Она кивнула: хорошо. Пойду.

И пошла медленно оглядываясь. Не хотела уходить, пока не отойдет поезд, но не хотела и огорчать Сашку, который явно стеснялся ее присутствия.

Она отошла немного в сторону, чтобы он ее не видел, и остановилась. И стояла, пока поезд не двинулся: плавно и бесшумно, как будто не было веса у этой чудовищной махины.

«Счастливо, сынок, — думала Римма, провожая взглядом вагон сына. — Удачи тебе».

Когда поезд, все быстрее кативший мимо нее, ушел, она вздохнула и пошла прочь.

Было сухо и солнечно. Снова подморозило, но это был уже слабый мороз, не страшный. Римме нравилась такая погода, бодрит. Шла бы и шла, легкая, как этот морозец, щурилась навстречу