Впрочем, будет ли больно?

Валера еще постоял, глядя на сарай, покурил.

Да, заманчиво. И ключ в кармане.

Но мать…

И какая-то далекая, неясная надежда, как робкая рука, трогающая за плечо: не надо. Пожалуйста, не надо, не сейчас, не надо…

Косясь на сарай, Валера двинулся дальше.

Может, в другой раз?

А пока надо терпеть.

Надо.

Римма шла по железнодорожному полотну. Считала шпалы: одна, две, три, четыре. Думать ни о чем не думала. Просто считала шпалы. Как палочки в школе. И перебирала имена: «Валера, Толик, Саша, Алеша… Валера, Толик, Саша, Алеша? А Даша!? — спохватывалась она. — И Даша. Валера, Толик, Саша, Даша… А Алеша? И Алеша, да, и Алеша…»

Что-то загудело вдали. Сильно задрожала земля, прямо вся закачалась.

Римма остановилась, посмотрела вперед.

Впереди, на соседних путях, увидела Валеру. Он стоял и улыбался. Махал ей рукой. Такая редкость была видеть его улыбающимся — совсем молодой. Римма заулыбалась в ответ. Но перейти к нему не могла, как стена между ними стояла.

Внезапно она поняла, откуда шум. Прямо на них шел поезд. Черная громадина выходила из тумана и перла всей тушей на Валеру. Римма видела: не на нее, на Валеру. Она замахала руками, закричала, рот будто ватой был забит, сама себя не слышала. Она закричала сильнее, рванулась, чтобы оттолкнуть Валеру, спасти, ударилась о невидимую стену, крикнула и проснулась.

Она лежала в своей постели, в темноте, лишь телевизор светил неясно и бормотал негромко чужими голосами.

Римма посмотрела на часы — шестой час.

Скоро на смену.

И тут же вспомнила сон: Валера!

Схватила телефон. В голове билось одно: с ним что-то случилось, что-то случилось, этот сон — это ужас, не мог просто так присниться, что-то с Валерой, что-то нехорошее, гадкое…

— Да? — послышался голос Валеры.

Спокойный, как всегда, немного настороженный.

— У тебя все нормально? — быстро спросила Римма.

— Да… — чуть помедлив, ответил Валера.

Но голос выдал его. Голос изменился, как будто он отвечал через силу, сквозь сдавленное горло. Но был трезвый, Римма определила.

— Я тут сон видела, — помолчал, сказала она.

— А-а… — протянул Валера.

— Про поезд…

— Про что?

— Так. Неважно.

Они помолчали. Римма вдруг почувствовала, что улыбается. Чему?

— Ты на смену идешь? — спросила она.

— Да.

— Встретимся, как обычно?

— Да.

— Хорошо.

Римма положила трубку, вытянулась в кровати.

В глазах возникло лицо бабы Оли.

«Немного доброты, — подумала Римма. — Только немного доброты…»

Тишка вылез из-под одеяла, с любопытством посмотрел на нее своими желтыми фарами, сканировал.

— Выспался? — засмеялась Римма, потрепав его по ушастой голове. — Эх ты, соня. Ну, иди сюда, хороший мой, иди…

Они встретились возле переходного моста, подойдя к нему одновременно с двух сторон.

— Что это? — задрав голову, со страхом спросила Римма.

Валера потрогал пальцами губу, втянул раздутый угол внутрь.

— Так… Вчера с одним.

— Понятно, — кивнула Римма.

Но ничего не сказала. Валера был трезв, серьезен, чуть вроде бы печален, или ей так показалось?

Они начали подниматься по лестнице, обмениваясь короткими фразами-разведчиками. И дальше, пока шли по мосту, по деревне, не очень много разговаривали. Но оба чувствовали: все возвращается. Все!

Ночью, когда Римма пришла к Валере, она долго ему рассказывала: про Толика, про Сашку, про день рожденья Алешки, про мать… Валера слушал молча, не перебивал. Но Римме и не нужно было, чтобы он говорил. Главное, чтобы слушал внимательно, спокойно, надежно, чтобы рядом был, чтобы не бросал ее никогда.

А Валера рассказал ей про больную спину. Как бы пытаясь оправдаться, что не пришел тогда на соль, прощения этим просил. Римма ахала: «А почему раньше не говорил! Разве бы она не поняла? Не зверь же она какой». Валера и про живот заодно уж рассказал, чтоб снять тему на будущее. Римма взбудоражилась, стала требовать, чтобы сходил к врачу обязательно. «Мужики эти как дети, — возмущалась она, — терпят, терпят, а потом язвы, рубцы, рак… Вон, в драку влез, лицо разбили. А если бы ножом?» — гудела, возмущалась, жалела его.

Валера улыбался, слушая ее. Наконец-то! А то он уже отвыкать начал. И от голоса ее, и от всего остального.

Чудная ночь была, такие раз в жизни бывают.

Утром Римма перехватила Любку.

— Люба, — сказала она, когда та уставилась на нее своими прозрачными глазищами, — ты прости, я немного на тебя того…

— Проехали, — перебила Любка, тряхнув головой.

— Ты денег просила, — продолжила быстро Римма, — не вопрос. Сколько надо и на любое время. Сюда принести? Или потом зайдешь?

Любка смотрела на нее во все глаза.

— Что? — стала оглядывать себя Римма.

— Помирились? — спросила Любка с хитрющей улыбкой — чистая лиса.

— А, — махнула рукой Римма, отворачиваясь с некоторым смущением. — Все нормально.

— Красивая ты сегодня! — сказала вдруг Любка. — Так бы и съела.

— Иди ты! — засмеялась Римма.

— Дай поцелую! — вдруг обхватила ее двумя руками Любка: и правда, полезла целоваться.

Римма хохотала, отбивалась от нее, ненормальной!

Хорошо расстались, душевно. Как всегда.

Вниз Римма сошла твердой поступью, вошла в дежурку.

— Идем?

Костик уже стоял одетый, в глаза не смотрел, но на ее голос вытянулся смирно — заглаживал вину.

Валера глянул искоса: опять пришла командирша?

— Пошли? — уже тише, советуясь, спросила Римма.

— Пошли, — натянув шапку, кивнул Валера.

В дверях они столкнулись с Михалычем. Поздоровавшись, он хотел что-то сказать Римме, но не сказал. Лишь покосился на Валеру и тут же отвернулся резко.

А что говорить? Сказано уже все.

По дороге к проходной встретили Филимонова. Остановились на минуту — начальник. Филимонов пожал руки Валере, Костику, оглядел быстро Римму, улыбнулся по-доброму. В глазах мелькнуло облегчение.

— Все в порядке… там? — задал обычный вопрос.

Но интонация выдала: интересуется не только работой. И смотрел внимательно.

— В полном, — отозвался полновесно Валера.

Римма кивнула, подтверждая.

— Ну и ладно, — сказал Филимонов. — И хорошо.

Шагая по деревне впереди своего маленького отряда: Валера — за ним, Костик — замыкающим, Римма уже не глядела в страхе по сторонам, не думала о темноте и собаках, а подвергала ревизии свою жизнь всесторонне.

И думала о разном.

Толика жалко. Сколько лет он мотается по рейсам, все здоровье на них положил. Нервов совсем не осталось. Она видела, как он иногда на нее смотрит — как больная собака. У нее сжималось сердце: заездили мужика.

Так-то Толик хороший. Он, и правда, все ей, детям. Порой заставляла уже его купить себе что-нибудь из одежды, не заставь — будет носить до дыр. И не жадный, нет, и никогда жадным не был. Чтоб спросить про