Тяжёлые веки предательски не хотят подчиняться, отказываются пропустить хотя бы каплю света к моим зрачкам. Тело ощущается чужим и непослушным: ноющая боль в суставах и неприятное онемение правой стороны ясно дают понять, со мной не всё в порядке. Не в этот раз. Делаю глубокий вдох, и чувствую стерильный запах спирта. Радует, что, хотя бы из носа ничего не торчит, значит мои лёгкие пока справляются сами. Я жив – это мы уже выяснили.

Аппарат снова раздражающе пищит, будто специально капает на мозги, заставляя меня предпринять вторую попытку открыть глаза. На этот раз усилие удаётся, но солнечные лучи тут же атакуют меня безжалостной вспышкой, словно давно ждали момента, чтобы ослепить. С трудом сфокусировав зрение, я оцениваю окружающее пространство. Вместо ожидаемых советских стен цвета увядшей зелени и пустого пространства с гулким эхом, я вижу мягкие пастельные тона, стильную дизайнерскую вставку из натурального дерева и аккуратную тумбочку, подвешенную прямо к стене. Судя по всему, я оказался в платной палате достаточно дорогой клиники.

За широким окном колышутся верхушки пышных деревьев, и я понимаю, что нахожусь примерно на седьмом или восьмом этаже. Тело ломит нещадно, пытаюсь привстать, но сил едва хватает на то, чтобы оторвать голову от подушки на пару секунд.

– Дьявол! – со злостью шепчу я, бессильно плюхаясь обратно на мягкую поверхность.

– Меня называли и похуже, – внезапно раздаётся знакомый громогласный голос в ответ на мои ругательства.

Вздрагиваю и снова приподнимаю голову, пытаясь найти источник звука. В углу комнаты, куда я даже не удосужился взглянуть раньше, в мягком кресле сидит Олег. Его взгляд тяжёлый и пронзительный, словно свинцовые пули, впивается в меня.

– Что я здесь делаю? – резко спрашиваю, забывая про вежливость.

– Лежишь себе спокойно. Восстанавливаешься. Лечишься…

– Это я уже понял! Как я сюда попал? Где мы вообще? Что это за место?

– Успокойся для начала. Можно было хотя бы поблагодарить за то, что я спас твою шкуру и прикрыл, несмотря на твои тёмные дела.

– Спас? – недоверчиво переспрашиваю я хриплым голосом.

– Что ты последнее помнишь?

Воспоминания вихрем закручиваются в голове, болезненно обжигая острыми вспышками стыда и ужаса. Вот я глотаю какие-то таблетки… Вот перед глазами мелькает образ Кузнечика рядом с каким-то упырём на мотоцикле… И тут же сердце сжимает ледяная хватка. Я ударил её. Господи… Я поднял руку на свою любимую девушку – как последний ублюдок, как ничтожество, потерявшее всякое право называться человеком.

Мне нужно к ней. Немедленно увидеть её глаза, услышать её голос… Объяснить всё… Хотя что тут можно объяснить? Я виноват. Я скотина. Я мразь, от которой нужно бежать как можно дальше и никогда не оглядываться назад.

– Стас! – Миронов окликает меня резко и громко, заметив моё погружение в собственные мысли.

– Вика! Как она?! Что с ней?! – паника захлёстывает меня волной страха.

– С ней всё нормально. Но сейчас тебе стоит беспокоиться вовсе не о ней.

– Нет ничего важнее неё! – выкрикиваю я, снова пытаясь подняться с кровати. Катетеры натягиваются тугими струнами, хрень сбоку взрывается пронзительным сигналом тревоги, оповещая всю больницу о моих намерениях.

– Стас, ты перенёс тяжелейшую операцию, несколько месяцев провалялся в коме! Хоть раз в жизни включи мозги и перестань нестись сломя голову навстречу смерти! – Миронов повышает голос осаживая меня. – Ты хоть представляешь, какого дерьма натворил?

Да, я ударил самого важного человека в своей жизни. Но нутро подсказывает мне, что речь сейчас совсем не об этом.

– Что?

Если он знает про мои тёрки с Костенко, значит и сам может быть в опасности. Проклятье! Если люди Костенко добрались до него и угрожали… Или хуже…

Арула. Память услужливо подкидывает кадры, как оборванную киноплёнку, где я краду компромат на Костенко, потом планирую передать его Арула, чтобы уничтожить ублюдка и всех его шавок, замешанных в смерти нашей с Дэном матери.

– Ты чуть не изнасиловал девушку, Куртов! – отчим произносит это ровным тоном. – Это статья! Если бы она тебя не вырубила, ты бы наверняка довёл дело до конца.

– Что за бред ты несёшь? – я пытаюсь звучать уверенно, но голос предательски дрожит.

– Ты вообще помнишь, как здесь оказался?

Я сверлю его взглядом. Напрягаюсь до боли в висках, пытаясь выжать из памяти хоть что-то связное. Пустота. Только мутная дымка и ощущение липкого страха.

– Нет… – выдыхаю я обречённо.

– Неудивительно, – Миронов опускается на стул рядом с мной, его пальцы находят кнопку управления кроватью, и спинка медленно приподнимается вверх.

– В твоей крови обнаружили целый коктейль веществ: от банального алкоголя до препаратов не просто запрещённых, а даже толком не изученных.

Допустим. Я и так знаю, что последнее время пристрастился к запрещенным веществам, но я планировал завязать сразу после того, как покончу с Костенко. Я хотел стать лучше ради Вики.

– У меня был передоз? – спрашиваю саркастично, заранее зная ответ. Да, я торчок. Но употреблял исключительно для того, чтобы запустить мозги и разогнать адреналин по венам. Я работал на опасных людей, мои инстинкты должны были работать на все сто десять процентов. Иногда я не спал сутками, и химия была единственным способом оставаться на плаву. Выживать.

– Нет, у тебя явно произошло помутнение рассудка или что-то подобное. Я никогда бы не поверил, что ты способен на такое…

– Кто?.. – голос ломается на середине вопроса. – Кого я…

Я не могу закончить фразу, отвращение к себе подступает к горлу вязкой чёрной жижей, перекрывая дыхание. Я буквально чувствую гниль внутри себя – она медленно разъедает меня изнутри.

– Эмму. Девушку твоего брата.

Сука! Я хватаюсь за голову руками, впиваясь пальцами в волосы так сильно, что начинает болеть кожа.

– Она ударила тебя ножом, чтобы остановить, – отчим говорит это буднично и почти равнодушно. – Потом сбежала в панике: думала, ты погонишься за ней.

– Я?..

– Ты потерял сознание от потери крови. Тебя нашёл Дэн. Потом подъехал я со своим врачом, мы отправили тебя сюда на частной скорой помощи. Ты чудом выжил.

Я молчу, пытаясь переварить услышанное. В голове шумит кровавый прибой из чувства вины и ненависти к себе самому. Почему Бог решил оставить меня в живых после такого?

Олег медленно поднимается со стула и подходит к окну. Он засовывает руки в карманы брюк и слегка отводит назад полы дорогого пиджака. Лучи солнца пронзают комнату насквозь, рисуя на стенах причудливые тени. Я смотрю на его широкую спину и впервые за долгое время понимаю: он устал от меня так же сильно, как я устал от самого себя.

– Есть ещё