– Тебе нравилось играть на сцене?

Джейми неожиданно покраснел.

– Мне – да. Но это недолго продолжалось. Когда отец увидел меня в синих лосинах, зачитывающим монолог Гамлета, его чуть инфаркт не хватил: «Так одеваются только девки!»

– Это сказал шотландец в килте и без трусов?

Джейми хмыкнул, с сожалением покачивая головой.

Школьное рождественское представление, может быть, и собрало меньше зрителей, чем концерт Адель на «Уэмбли», но было не менее волнительным. Перед началом артисты толпились в коридоре за актовым залом, дышали в бумажные пакеты и ели шоколадки, чтобы унять страх перед публикой. Вокруг носились их родители. Одному из волхвов нарисовали паутинку Человека-паука на лице, Иосиф повторял реплики, а Мария дергала за привязанную в районе живота подушку.

– Тетя Роуз! – заголосил Льюис, заметив меня и Джейми, который нес костюм омара.

В следующую секунду Льюис уже висел у меня на шее, а я целовала его в румяные щечки и трепала по мягким каштановым волосам.

– Ты опять вырос?

– На целых полсантиметра!

Следом за Льюисом подошли его родители. Движения Кейт уже изменились – она ступала осторожно и неспешно, хотя живот еще не был заметен.

– Привет, Роуз, – сказал Михи и протянул руку Джейми. – Михи – отец этого сорванца.

– Джейми – носитель омара. Очень приятно.

Костюм сел как влитой. Грудь, спину и ноги скрывал панцирь из свободно сшитых пластинок. В клешни поместились руки, а ноги омара торчали в стороны. На голове был капюшон с двумя длинными усиками. Я боялась ошибиться с прорезями для глаз, поэтому отказалась от идеи с маской. Вместо этого Кейт покрыла лицо Льюиса ровным слоем красного театрального грима.

– Ты превзошла саму себя, – с довольной улыбкой протянула подруга.

– Это все мама, – мотнула я головой. – Она сшила лучшую половину костюма.

С мамой мы болтали каждый день с тех пор, как я уехала с Олдерни. Она больше не скрывала наши беседы от отца, а тот размяк настолько, что стал передавать мне приветы. А вот с Сэмом я за неделю не обмолвилась ни словом – мы не созванивались и не переписывались. Я не выходила на связь, чтобы, не дай бог, кто-то из нас не ляпнул нечто такое, что окончательно поставит точку в наших отношениях. Думаю, он молчал по этой же причине. Но разве наше молчание не говорило громче нас?

Во время представления я сидела между Джейми и Кейт. Она беззвучно двигала губами, повторяя слова Льюиса. Кейт так волновалась, будто ее сын играл главную роль в новой постановке на Бродвее. Михи держал ее за руку и успокаивающе гладил по плечу. Эти двое пережили разлад с родителями, финансовые сложности, учебу с младенцем на руках и смогли сохранить любовь. Мне бы хотелось иметь такие же несокрушимые отношения. Хотелось бы держать Сэма за руку. Хотелось бы обнимать его каждое утро и слушать его храп ночами. Хотелось бы выйти за него замуж и нарожать деток, а потом шить им вместе с мамой костюмы для выступлений.

Хотелось бы, чтобы Сэм был рядом.

– А свою походную фляжку ты случайно не прихватил? – шепотом спросила я Джейми.

Джейми уставился на меня.

– Все так плохо?

– Кажется, да.

– Дай мне пять минут. Я в машине оставил.

Он уже привстал, но я поймала его за рукав.

– Нет, не надо, – опомнилась я. – Господи, мы же в школе.

На сцене дети повторяли сцену из фильма «Реальная любовь», а я против воли вспоминала, как два Рождества подряд смотрела этот фильм с Сэмом. Да кого мы обманываем? С того самого момента, как вместе зашли в библиотеку в его особняке, мы существовали только друг для друга.

После представления Джейми подвез меня домой. Прежде чем выйти из машины, я спросила:

– Хочешь, сходим в театр? Может, на «Гамлета»? Или что-то более современное?

– Упаси боже! – Джейми рассмеялся.

Я кивнула.

– Если передумаешь, дай знать.

Следующие девять дней я пропадала на телестудии. Я предложила подменить других телеведущих в новостях, выходивших в час дня и десять вечера, чтобы те, у кого были супруги и дети, могли провести праздники с семьей. И Кейт, и Джейми предлагали встретить Новый год вместе, но я отказалась. У меня не было ни сил, ни желания веселиться. Интересно, будет ли Сэм у Мэри и Роберта или пойдет в паб к Ларри? А может, тоже предпочтет одиночество?

Тридцать первого декабря я вернулась домой за полчаса до полуночи, проторчав на телестудии весь день. Поднялась по скрипучей лестнице на третий этаж, зашла в квартиру и сняла сапоги и пальто. Я жила здесь уже пять лет: кухня, совмещенная с гостиной, спальня и крохотная ванная комната поместились бы в гостиной Стоунов, но зато я могла за тридцать пять минут дойти до телестудии через Риджентс-парк. Большие деревянные окна выходили на оживленную Хэмпстед-роуд, и от света вывесок и фонарей внутри никогда не было темно. Но сегодня ни веселые крики с улицы, ни мигающие огоньки на потолке не доставляли мне радости, а лишь отчетливее напоминали о том, что я вдали от тихого Олдерни.

Черт побери, мне хотелось обратно на крохотный остров: бродить по зеленым склонам, чувствовать рьяный ветер на щеках у обрыва, гулять с Барни, слушать бессмысленные сплетни тетушки Мэй, обедать и, может быть, даже ужинать у Мэттью, покупать цветы у Дороти. И целовать Сэма. Господи, как сильно хотелось быть рядом с ним, чувствовать его запах, ощущать его прикосновения!

Я хотела Сэма сильнее, чем вести вечерние новости. Сильнее, чем строить карьеру на телевидении.

В сумочке зазвонил телефон. Я вытащила его и приложила к уху.

– Роуз! – заверещала мама в трубке. – У нас пошел снег!

– Вау! Как вовремя!

Мама обожала снег, особенно на Новый год.

– Да! Такая красота. Все белое, сказочное. Настоящая зима.

– Я очень рада.

– А у вас снег пошел?

– Вроде нет.

– Иди посмотри.

– Мам, я только зашла домой. Три минуты назад не шел.

– Ну три минуты назад не шел, а сейчас пришел.

– Кто?

Мама замялась.

– Ну, снег! Кто же еще. Зима. Зима пришла. И снег тоже. Красиво.

– Ага.

– Ну вот иди и посмотри.

– Мам…

– Вот прямо сейчас!

– Господи, ну хорошо. Ладно.

Я пересекла гостиную и отодвинула занавеску. Темное небо из-за ярких рекламных вывесок казалось беззвездным. И без намека на снег.

– Не идет.

Мама замолчала, постучала по какой-то поверхности ногтями.

– А ты хорошо посмотрела?

– А можно посмотреть плохо?

Я начала терять