Тот медленно поднимает голову, и из его взгляда выветривается всё тепло.

– И тебе здравствуй, дорогая, – произносит ровным тоном.

Анечка замечает меня первой. Улыбается мне всеми пятью зубами, что-то лепечет на своём, пытаясь соединить две детали. И я бы хотела улыбнуться дочери в ответ, но губы отказываются растягиваться в улыбку. Не сейчас, когда рядом он – потенциальный враг и угроза нашей привычной жизни.

– Я тебя сюда не звала.

Мужчина кивает, переводя взгляд за мою спину.

– Так ты и не хозяйка здесь, как я понял.

– Всё верно понял, – поддакивает мама. – Натан искал тебя, между прочим, – добавляет. – По всем своим каналам искал. Да ты зашифровалась так, что и сыщик не найдет.

Ага, как же. Искал. Пускай другим рассказывает свои сказки. Я в них больше не верю.

Мужчина поднимается с дивана, шагает ко мне.

– Нам давно пора поговорить, Эва, как считаешь?

Довольная мама торопится мимо нас к детям. На ее лице светится хитрая улыбка, а я вся превратилась в камень. Кажется, что любое движение будет только во вред.

– На кухню можете пойти, – предлагает, – дверь только прикройте, я тут с внуками пока посижу.

Не дожидаясь, Натан берет меня под локоть и ведет в указанном направлении. Мне и хотелось бы дернуться, отвесить ему пощечину... но в таком случае драться надо будет со всеми. И с мамой тоже, раз пригласила гостя без моего ведома. Решила, что так будет лучше.

Решила за меня.

Натан закрывает за нами кухонную дверь. Так непривычно видеть его тут, в нашем маленьком убежище. Я привыкла, что здесь безопасно, здесь наша уютная крепость, где никто не найдет. Но нет, враг всё-таки прорвался. Его впустили свои же.

– Почему не рассказала про детей? – Натан превращается в начальника.

Именно с таким лицом он общался с нерадивыми поставщиками, или проштрафившимися работниками. И для него я теперь тоже не более, чем сбежавший инкубатор, посмевший украсть его драгоценный биоматериал.

– А кто ты такой, чтобы тебе рассказывать? – вскидываю брови.

Я не собираюсь ни терпеть его тон, ни отношение. И вообще не хочу терпеть его рядом с собой.

Как только избавлюсь от мужчины – тут же сяду обдумать дальнейшую стратегию. Оставаться у мамы больше не вариант. Жаль, я раньше не додумалась снять нам отдельное жилье. И взять больше заказов, чтобы на всё хватало.

– Я их отец, – бросает он веско. – А ты украла у меня детей.

Медленно дышу, давя в себе панику.

– Украла? Ты серьезно сейчас?

Мужчина плавно кивает.

– Более чем. Ты должна была рассказать мне о них, Эва. Тогда я просто не позволил бы тебе уйти. Ты вернулась бы ко мне, в семью...

– И кем бы в нашей семье была Вероника, м-м? – перебиваю. – Нянькой? Или приходящей любовницей? А может, второй женой?

– Это тебя никак не должно волновать, – он понижает голос, делая его почти угрожающим, и я сжимаю зубы. – Ты подвергла опасности себя и моих детей. Растила их в условиях выживания. Зачем? В чем виноваты перед тобой собственные дети, Эва, за что ты с ними так?

– А не пойти бы тебе, Чернов? – вскидываюсь зло. – Ты снял квартиру беременной любовнице! И мне нужно было это проглотить?

– Именно так, – мужчина незаметно оказывается ближе желаемого, нависая надо мной и заставляя прижаться спиной к двери, – но ты не стала ничего выяснять, не стала добиваться информации. Тебе куда проще было фыркнуть и уйти с голой жопой, зато гордой и непримиримой. За это я тебя не похвалю, дорогая. Мои дети достойны лучшего, а не облезлой халупы на окраине...

– С чего ты вообще взял, что это твои дети? – шепчу, затравленно глядя на него исподлобья.

Я не могу игнорировать его мощной мужской энергетики. Кажется, она заполнила каждый уголок в маленькой маминой кухне, и я никак не могу с ней соперничать.

– Посмотрел документы. Да и без них нетрудно догадаться, я не слепой.

– Быть может я «взяла твой материал»...– передразниваю его.

– Быть может. А быть может просто забеременела, узнав об этом после развода и предпочла гордо промолчать. Глупо, очень глупо с твоей стороны. Лучше пускай дети живут в нищете, чем подать на алименты? Это ниже твоего достоинства, да, Эва? Откуда оно только взялось, не пойму.

– Достоинство?

– Гордость твоя глупая. И неуместная. Или ты боялась, что я заберу детей? – догадывается он вдруг.

Меня окутывает ароматом горьковатого парфюма, и я забываю дышать. Он будто отравляет меня, пропитывая насквозь.

– Не заберешь...– хриплю.

Горячие пальцы ощутимо сжимаются на моём горле. Топазовые глаза блестят смертельным льдом.

– Уверена? – усмехается холодно. – А теперь мне хочется это сделать. За то, что ты промолчала о них, Эва, я тебя не прощу. Никогда...

6

– Не простишь? А что, разве я прошу у тебя прощения, дорогой? – цежу, вцепляясь ногтями в его запястье. – Тебе не кажется, что ты слишком многое себе позволяешь, нет?

– Не кажется. Это тебе вдруг показалось, что ты можешь единолично решать судьбу наших общих детей. Это ты зря, Эвелина, очень зря, – он резко отпускают мою шею, и я шагаю к окну, чтобы распахнуть его на проветривание.

В комнате стало слишком жарко и душно.

– Ты чересчур преувеличиваешь свою значимость, Натан. И я не верю в то, что ты меня якобы искал.

– Мне твоя вера ни к чему. Ты сбежала, как преступница, поджав хвост. Быть может даже не из гордости, а потому что хотела наказать меня, скрыв детей. Тройню, Эва! В голове не укладывается...– он замечает полку с фотографиями и рассматривает изображения меня и малышей, совсем маленьких крошек только после роддома.

Роды у меня оказались на диво легкими и быстрыми, даже врачи удивились, как шустро я отстрелялась. Почти как кошка. На одном из фото я сразу после родов держу в охапке своих крошечных детей. Они в смешных шапочках, Костик зевает, Мирослав обнимает меня обеими руками, а Анечка сердито смотрит в кадр, такая потешно серьезная, что невозможно не улыбаться.

Мужчина сжимает зубы, глядя на малышей. Я понимаю его злость... Понимаю, но нисколько не сочувствую. Ему обидно, что пропустил