— Мне велено, чтоб ты оставалась.

— Я свое пробыла. Мне все равно, что вам велено. Все. Мое время вышло. Уводите.

Он хмыкнул и позволил выйти, а потом повел меня по коридору. Я выскочила из проклятого здания, поймала такси и поехала домой. В машине меня начало трясти и по щекам снова покатились слезы.

— Эй, девушка, вас кто-то обидел?

Заботливо спросил водитель, я отрицательно покачала головой и натянула юбку на колени, судорожно глотая воздух. Нужно что-то купить в аптеке…говорят с первого раза можно залететь. Божееее…Пусть Павлик выйдет и все забудется как жуткий сон.

Дома я снова мылась в душе. Просидела там несколько часов. Потом приняла постинор.

Павлик пришел домой ближе к вечеру. Потрепанный, с синяками под глазами.

— Ты че такая замучанная? Обо мне плакала?

Брякнул он пошел на кухню и откусил колбасу прямо так, стянув пленку.

— Сраный козел! — рявкнула я — Ты человека убил! Понимаешь убил!

— Понимаю. Так че ме теперь самому сдохнуть. Он под колеса полез.

— На зебре?

— Он был бухой!

— И ты нетрезвый.

— А ты как меня отмазала? Рустамчик твой, чурка, денег дал?

— Заткнись! — я влепила ему пощечину, он швырнул колбасу на стол и закрылся у себя в комнате.

— Сволочь! — пробормотала я и слезы снова покатились по щекам. Плохая из меня получилась мать. Не знаю, что с Пашкой будет. Странный он. Оторванный. Совесть не мучает…Дверь тихо открылась, я услышала шаги, а потом меня сзади обняли.

— Ну прости, Милка. Прости дурака. Я не хотел. Один косяк выкурили с пацанами. Домой ехал. Руслан тачку свою дал. Тот бомжара реально под колеса полез.

— Это человек. И его больше нет, — всхлипнула я, но руки его не убрала.

— Я понимаю. Мне теперь с этим жить. Я столько думал об этом. Курить перестану, бухать завяжу. Я в универ пойду, Милка. На айтишника. Слышишь? Как мать мечтала. Ну прости меня…

Я поднялась со стула и обняла его. Вымахал гад. Выше меня на две головы, обнимает волосы гладит. Дурак.

Сотовый разорвалсчя звонком.

— О, твой звонит. Соскучлся.

Я ответила, услыхала голос Рустама.

— Ты пропала со вчера! Где была? Я вечером звонил, потом приехал. В окнах темно было и не открыл никто.

— Я…я была у мамы, потом поехала к Зойке. Мне надо было с кем-то поговорить.

— Ты могла поговорить со мной.

— Прости. Хотелось о нашем, о женском.

— Плакала?

— Угу…

А внутри все горит от стыда, дух захватывает. Знал бы он где была и чем занималась.

— Я скоро приеду, заберу тебя в кафе, перекусим и пойдем на набережную.

— Хорошо, — тихо ответила я и выключила звонок, а перед глазами стоит жесткое, красивое лицо Джахангира.

Глава 4

Подготовка к свадьбе отвлекла меня от дурацких мыслей и о воспоминаниях о той ночи с зэком. Пашка на воле — это самое главное. А я ничего. Я справилась.

Амина Ибрагимовна обхаживала меня кормила вкусняшками, а я старалась не думать о том, как мне стыдно. Они никто не знают, что я как шлюха…Черт. Как же перестать об этом думать.

— Милочка, платье завтра примерять. Ты не забудь в восемь утра. — Да, конечно.

Рустам уехал на сборы, он активно занимался борьбой. Хотел перед свадьбой денег заработать. Сказал, что на свадьбу отец приедет из поездки. Ох, было интересно увидеть какой отец Рустама. Рустам был красивым, сильным. Он мне безумно нравился. Только теперь невидимо что-то изменилось. Я как будто…я как будто стала взрослее, как будто перепрыгнула на какой-то странный уровень.

И все из-за того ублюдка. Боже! Почему я думаю о нем. Зачем зачем. Даже сейчас сидя с мамой Рустама. А перед глазами его руки большие с венами на тыльной стороне, длинными пальцами. Как они выглядели на моей белой коже.

Он ублюдок! Мне было больно! Мне с ним не было хорошо! Он пользовал меня как вещь!

Но почему тогда сердце колотилось, когда я вспоминала его взгляд? Почему дрожали руки, когда в памяти всплывали его прикосновения? Я ненавидела себя за эти мысли. За то, что тело предавало меня, реагируя на воспоминания о том, чего не должно было быть. За то, что иногда, засыпая, я видела не Рустама, а его — с этими проклятыми глазами и насмешливой улыбкой.

— Милочка, о чем думаешь? Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

Амина Ибрагимовна внимательно смотрела на меня, и я поняла, что покраснела. Или побледнела. Черт знает.

— Нет, Амина Ибрагимовна, я просто…просто задумалась.

— Ох девочка, я понимаю, когда замуж за отца твоего Рустама выходила, тоже переживала. У нас же все по-другому раньше было. Это вы со школы вместе, а нас родители поженили. Я до свадьбы один раз его видела. Но ничего. Слюбилось, сжилось.

Она говорила это с какой-то грустной улыбкой, перебирая четки в руках. Интересно, а она когда-нибудь любила кого-то еще? Или сразу полюбила мужа? Мне хотелось спросить, но я не решалась. В их семье было много тем, которые не обсуждались.

— А он давно заграницей работает?

— Давно. Лет десять уже…

Но сама как-то нахмурилась, сжалась. Словно о чем-то неприятном подумала. Я заметила, что она вообще странно реагирует, когда речь заходит о муже. Не то чтобы плохо, но как-то… осторожно что ли.

— Ладно, пошли обедать.

Мы прошли в столовую, где уже накрыт стол. Амина Ибрагимовна готовила потрясающе — это была одна из причин, почему я так часто теперь бывала у них. Дома готовить особо некому было, Пашка питался всякой ерундой, а я вечно на работе или в универе.

За столом мы обсуждали детали свадьбы. Список гостей, меню, музыку. Амина Ибрагимовна была перфекционисткой, она продумывала каждую мелочь. Иногда мне казалось, что эта свадьба нужна ей больше, чем мне. Что она воплощает какие-то свои мечты, которые не смогла реализовать когда-то.

— А что насчет медового месяца? Рустам говорил что-то?

— Он хотел поехать в Турцию, — ответила я, ковыряя вилкой плов.

— Турция это хорошо. Там много наших. И недалеко от дома.

Рустам позвонил вечером. Мне впервые не хотелось ему отвечать. Просто проигнорировать, потом сказать, что я спала.

Телефон разрывался от звонков, а я сидела в кресле и смотрела на экран. «Рустик❤️» — высвечивалось на дисплее. Раньше это сердечко заставляло меня улыбаться. А теперь… теперь я чувствовала только какую-то тяжесть в груди.

— Эй, Мил, ты чего?

Пашка подошел сзади с баночкой колы в руке.

— Чего Рустику не отвечаешь?

— Не знаю.

— Ясно.

Присел на корточки возле меня. Пашка вырос за