— Да там же, рядом. В соседнем доме.

Ответила не сразу, с секундной заминкой. По поводу того, что я к ней приезжал, ничего не сказала, но я заметил, косясь в салонное зеркало, как она закусила губу.

Ехали долго — попали в самый пик. Почти всю дорогу молчали, если не считать нескольких случайных реплик ни о чем. Я чувствовал себя так, словно снова сдавал экзамен на права и вез при этом ящик тротила. В голове крутилось на репите: сейчас доедем — и все…

— Там нет левого поворота, — пояснила Юля, когда навигатор потребовал перестроиться в правый ряд и повернуть направо.

Я помнил. Так, словно тот вечер был вчера. Все помнил, до мелочей. Разворот, заезд в карман, поворот во двор.

— Следующий, после магазина. «Кораблик».

Вот странно, она сдавала квартиру в относительно новом доме, а жила в старом облезлом «корабле». Я бывал у одного знакомого в таком. Тесно, холодно, и окна-амбразуры под потолком. Значит, не у себя…

И это неважно. Все неважно.

Остановился у парадной, вытащил пакеты. Ну, до двери или до лифта? Нет, до квартиры. Не хватало еще ей все это тащить. В лифте стояли, вжавшись в стены, чтобы случайно друг друга не коснуться, и смотрели в разные стороны. Шестой этаж, налево. Обитая рейками дверь, серый резиновый коврик. Юля достала из сумки ключи, открыла один замок, второй.

— Юра, спасибо большое…

— Да не за что…

Надо было пожелать ей удачи, попрощаться и уйти. Надо…

Ну давай же, мать твою, хватит топтаться. Иди!

— Может… зайдешь? Поужинаешь?

Мне послышалось? Или это в расчете на то, что я откажусь? Зайти? И что — даже никому не помешаю?

— Я одна, — видимо, я очень красноречиво молчал, и она добавила: — Семь месяцев одна. Заходи!

Юля вошла, включила свет в прихожей, посмотрела на меня, приподняв брови. Я втащил пакеты, закрыл дверь, расстегнул куртку. Попытался снова сказать себе, что и это тоже ничего не значит, но получилось как-то бледно и неуверенно. Скорее, как вопрос. Без ответа.

Придерживаясь за тумбочку, Юля села на низкую банкетку, расстегнула сапоги. Я подумал, что самые простые вещи превращаются в проблему с таким животом. И помочь некому.

Некому? Она сказала, что одна семь месяцев. Выходит, этот хрен моржовый свалил, как только узнал, что она беременна? Ну и кто после этого свинья? Я бы…

А что бы сделал я? Тут же побежал в загс?

Ну… не факт. Смотря с кем. Я не считал, что залет — повод для брака, и очень старался обойтись без этого. Но если бы все-таки прокололся, ребенка своего точно вот так не бросил бы. Уж лучше мир и помощь, чем якобы семья, которая не нужна никому. Но если бы это была она…

А если бы этот сраный Влад сейчас попался мне, свернул бы ему башку, как курице. Или как минимум обеспечил долгое лечение в челюстно-лицевой хирургии. Конечно, когда бьешь кого-то в рыло, без следов на руках не обойтись, но… можно ведь и ногой зарядить, растяжки хватит.

Юля переобулась, и я машинально подал ей руку. Вообще без тени мысли, словно делал так всегда.

— Возьми там в тумбочке тапки, — предложила она, поднявшись. И добавила, спохватившись: — Это… гостевые.

Спасибо, Юля. Я и не думал, что ты мне тапки Влада дашь. Даже если еще их и не выбросила.

Квартирка, конечно, была крохотная и здорово убитая. Чистенькая, аккуратная, но прямо умоляла о ремонте. Вымыв руки в ванной размером с пенал, я вошел на кухню — такую же тесную. Юля стояла перед открытым холодильником.

— Что помочь? — спросил, прикидывая, куда бы себя втиснуть.

— Ничего, — она покачала головой. — Разогреть — делов-то. Залезай вон туда, за холодильник. Я там раньше сидела, но уже не помещаюсь. Только учти, я повариха та еще. Не мой талант.

— Ну не умерла же до сих пор, — я с трудом протиснулся в угол между холодильником и столом. — Уж на что я не повар, и то за пятнадцать лет не помер. Хотя готовить не люблю. Лучше пойти куда-нибудь или заказать.

— Почему нет, если есть возможность? — Юля пожала плечами. — Мы для того и работаем, чтобы позволить себе что-то. Нужное. Или приятное.

Она накидала на большую тарелку чего-то странного из кастрюли, загрузила в микроволновку, потом отложила половину на другую, которую поставила передо мной. Оказалась тушеная картошка с курицей и грибами. На вид так себе, на вкус вполне съедобно. С Настиной идеальной кухней не сравнить, конечно, но мне бы сейчас показалось вкусным все, даже хлорка под керосином.

Ели молча, то и дело сталкиваясь быстрыми взглядами.

— Юль, тебе хоть кто-то помогает? — не выдержал я. — Отец, может?

— Нет, — она резко тряхнула головой. — Он как ушел, я его больше не видела. Двадцать шесть лет. Алименты платил — и все. В Москву уехал. Как будто на Луну. Но, думаю, он не приходил бы, даже если бы здесь жил, в этой квартире. Это бабушкина. Его матери. Вот она меня любила. Наверно, потому, что я такая же рыжая получилась. А на отца она очень сердита была. И квартиру мне подарила.

— Интересно. Я тоже в бабушкиной квартире живу на Петроградке.

— А отец?

— Умер, когда я на четвертом курсе был. Но это вообще… мутная история.

Юля посмотрела вопросительно, и я, неожиданно для себя, вдруг начал рассказывать — о том, что мало кому было известно. Про Лелечку, про мерзкие судебные дрязги. Про то, как вся родня отца, кроме бабушки, встала на ее сторону, поливая меня помоями.

«Сволочь такая, наверняка не дала ему, вот и мстит бедной девочке», — это было самым мягким, что до меня долетало.

— Туда же и друзья его подтянулись. Сначала пытались образумить, потом коллективно заклеймили позором и на адвоката ей скинулись. Мне не надо было ничего больше, чем полагалось по закону, но она все очень хитро провернула. Оказалось, что наследства-то никакого и нет. Вообще. Все на нее оформлено. В последний месяц перед его смертью, когда он уже на наркотиках был. Я часть сделок отбил назад, но мизер, конечно. Просто пошел на принцип.

— Да… ничего себе, — Юля покачала головой. — Сочувствую. Досталось тебе. Чай, кофе?

— Кофе. Из моих друзей почти никто ничего не знал. Просто стыдно было рассказывать. А из родных и из друзей отца поддержали только бабушка и… не поверишь. Сафонов.

— Сафонов? — она повернулась от плиты, поставив на газ джезву. — Вот оно что. Я как-то слышала, он тебя по имени и на «ты» называл. Еще удивилась.

— Ну случайно, наверно. На людях-то всегда только на «вы». Знаешь, он мужик… — я пощелкал пальцами, пытаясь сформулировать точнее. — Даже не знаю, как сказать. Не скользкий, но… в общем, расслабляться с ним нельзя, всегда ориентируется на обстоятельства. Но я ему за поддержку очень благодарен. Никогда этого не забуду.

— То есть ты с родными не общаешься, я правильно поняла?

— Да. Бабушка умерла, а мама детдомовская была. А Лелечка в итоге вышла замуж… барабанная дробь. За моего двоюродного брата. Они ровесники.

— Просто трындец, — Юля поставила передо мной чашку, налила себе чаю, достала какие-то пряники. — Извини, больше ничего нет сладкого. Я не очень люблю. Ну у меня тоже почти никого. Только тетя, мамина сестра, и брат двоюродный с женой и дочками. Еще подруга есть. Школьная. Она меня, кстати, в «Альтермедику» и затащила. Устроилась в «Долину» администратором и меня уговорила в пару. Потом ушла. А я осталась. Так что… есть кому помочь. У тети агентство по найму домашних работников. Присылает мне клининг, потом няню найдет, если понадобится. В общем, справлюсь.

Это вот ты кого сейчас убеждаешь — меня или себя?

Черт, я не представлял, что со мной происходит. Это было еще похлеще, чем на прошлой неделе, когда играл в конференц-зале. Жаль ее, жаль себя. И злость на весь свет. И еще что-то непонятное, от чего хотелось волком выть на луну. А потом я залип на ее пальцах, которыми она убрала волосы со лба. Длинные тонкие пальцы между медными прядями…

— Юль… — это было как под гипнозом. — Почему так все глупо у нас получилось?

Сам вопрос был глупее не придумаешь. Я и не ждал, что ответит. Но она подняла глаза, усмехнулась с горечью.