— А вы что же… — наконец подала голос, сделав паузу, как в театре. — Работаете где?

Ну вот и допрос подъехал.

— Да, конечно, — ответил я, не оборачиваясь, — у меня своя фирма. Маркетинг и брендинг.

— По профессии, значит?

— Не совсем. По образованию я юрист. Но жизнь, как говорится, вывела на тропу упаковок и рекламы.

За спиной опять шаги, что-то хрустнуло — может, пол, может, мои нервы.

Я не то чтобы фанат таких блиц-интервью, но в этой комнате ощущение было чёткое: я прохожу проверку. Не на прочность, нет. На пригодность.

— Женат?

— Нет, — ответил, коротко и без пояснений.

— Выпиваете?

— Иногда. Умеренно. Без поводов не тянет, — добавил, потому что тишина вдруг стала слишком плотной.

Дальше молчание снова зависло, и я, освободив половину полки, аккуратно сдвинул стеллаж. Он слегка заскрипел, но поддался. Вот и славно.

Я перевёл дух и уже ожидал, что сейчас будет вопрос из серии «за кого голосовали на последних выборах».

— Дети?

— Пока нет. Не сложилось, — сказал я, не оборачиваясь, но почему-то чуть тише, чем раньше.

Пауза снова затянулась, и я вдруг понял, что словно жду оценки от этого соседского дозора. Стоящего в цветастом халате, но с лицом экзаменатора и голосом из моего школьного прошлого.

И, что удивительно… я не возражал. Пусть оценивает. Мне скрывать нечего.

Я быстро вернул книги обратно на полки, поправил одну чуть покосившуюся стопку и подошёл к столу.

— Ну что, Светлана Захаровна, — сказал я, слегка сглаживая голос, — показывайте, куда именно вам будет удобно переставить стол.

Она не ответила сразу. Только кивнула — почти одобрительно — и указала рукой в сторону окна, как генерал, отправляющий солдата на проверку боем.

И мне почему-то стало легче.

Глава 44. Анна

Когда Алексей ушёл с Светланой Захаровной — помогать ей с чем-то в её комнате — мы с Полей быстро долепили оставшиеся пельмени и тихонько прибрались на кухне.

Но в какой-то момент я поймала себя на странном ощущении. Как только он вышел, будто исчез кусочек тепла из комнаты. Пространство, ещё минуту назад наполненное голосами, смехом, ощущением уюта, вдруг стало чуть более тихим, чуть более пустым и чужим.

И это чувство...

Оно было неожиданным и пугающим. Словно я и забыла, что могу скучать по кому-то, кто буквально только что был рядом.

Казалось бы — Алексей впервые здесь, в нашем маленьком, немного хаотичном, но живом пространстве.

А я уже словно ощущаю его частью всего этого.

Как будто в нём есть то самое: тихое, спокойное, надёжное, чего мне так давно не хватало.

И от этой мысли одновременно становилось тепло и... страшно.

Очень страшно.

Потому что я уже проходила через это.

Когда-то я уже позволяла себе верить. Расслабляться рядом. Открывать дверь в свою душу и запускать под кожу.

И всё это казалось правильным — до тех пор, пока не стало больно. Пока рядом со мной не оказался человек, который сначала подарил ощущение любви… а потом, медленно и методично, научил сомневаться в собственной ценности.

Дима сначала заставил чувствовать себя особенной. А потом убедил, что быть «особенной» — недостаточно.

Что оставаться собой — это всегда чуть-чуть не то. Надо быть то чуть «громче», то «тише». Приучил ощущать свои эмоции и порывы каждый раз хотя бы малость, но несвоевременными.

Что любовь — это что-то, за что нужно постоянно бороться и заслуживать.

Меняться. Уговаривать. Подстраиваться. И всё равно — быть «почти», но не «достаточно».

И теперь...

Теперь, когда в моей жизни появился мужчина, который просто старается быть рядом — без требований, без давления, с этим тихим светом в глазах — часть меня хочет отступить.

Спрятаться за шутками, за суетой, за привычной усталостью. Сбежать и закрыться, не подпуская и защищаясь.

А другая — всё равно тянется к нему.

Тянется, как руки к теплу в промозглый день. Как душа — к дому.

Мы с Полиной в итоге убрали небольшой поднос с аккуратными рядами разложенных пельменями в морозилку. Дочь тоже притихла немного. Может, устала, может, думала о чём-то своём. Когда мы вернулись в комнату, она остановилась у порога, посмотрела на меня и тихо спросила:

— Мама, а дядя Лёша поможет нам?

Я на секунду застыла.

И пока соображала, что именно она имеет в виду, взгляд метнулся по комнате: нет ли где-то чего лишнего, постороннего, слишком личного.

Когда живёшь в одной комнате вдвоём и на небольшой площади, где всё на виду, — вещи будто расползаются по углам. Один неубранный ящик, одна открытая коробка, где выглянет бельё или прокладки — и ты уже чувствуешь себя уязвимо.

Хотелось скрыть каждую деталь, которая могла бы выдать — нашу усталость, нашу тесноту, нашу… неприглядную правду.

— С чем помочь, зайка? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Поля на мгновение задумалась, потом вздохнула — и выдала:

— Ну чтобы те страшные дяди снова не приходили.

И вот тут внутри у меня что-то дрогнуло.

Я не успела ни придумать, как объяснить, ни перевести разговор в сторону, когда за спиной раздался голос:

— Какие ещё страшные дяди?

Вот и всё.

Я не была готова рассказывать. Не сейчас. Не так. Мне казалось, я и сама ещё до конца не поняла, как это переварить. Всё слишком свежее, слишком острое. И точно не из тех тем, которые обсуждают в присутствии ребёнка или... мужчины, который тебе небезразличен.

— Да просто... — начала я, собираясь как-то сгладить ситуацию, но Поля оказалась быстрее. И, как всегда, гораздо честнее.

— Вчера папа приезжал с двумя большими дядями, — сказала она серьёзно и чуть надулала губки. — Они проверяли, не обижает ли меня мама. А сам папа даже меня не обнял. И дяди были страшные. Они смотрели наши вещи и спрашивали, кто с нами живёт.

Тишина в комнате повисла почти физически ощутимая.

Я медленно повернулась к Алексею. Он смотрел на меня — не с осуждением, нет. Скорее с пристальным вниманием.

Тот взгляд, от которого хочется отвернуться. Не потому, что в нём что-то плохое — наоборот. Потому что в нём слишком много внимания.

— Вчера папа приезжал с двумя большими дядями, — сказала Поля и надула губки. — Они думали, что мама меня не обижает, а сам папа меня даже не обнял. И дяди эти были страшными, они смотрели наши вещи и спрашивали с кем мы живем.

И я вдруг почувствовала, как горло сдавило что-то похожее на стыд.

Завидная партия, ничего не скажешь.

К приличным женщинам, кажется,