И вот тогда — да. Мне стало неловко.

Почти физически.

Я увидела это пространство его глазами: трещинки в краске, общий коридор, запах чужой еды, доносящийся из соседской комнаты.

Коммуналка.

Слово, от которого веет нафталином и ощущением, что сейчас из-за перегородки посыпятся пустые бутылки и коробки, а за ними вывалится пьяный сосед.

Он наверняка думал, что такие квартиры уже вымерли вместе с эпохой дефицита. А тут вот — живой экспонат. Прямо в нашей реальности.

Я машинально поправила волосы и услышала в голове голос своей матери.

Такой холодный, с нажимом.

«Правда считаешь, что будешь кому-то нужна? Женщина тридцати лет, с ребёнком, без работы, без квартиры, без перспектив. Ты думаешь, кто-то пойдёт на это добровольно?»

Я невольно сжалась.

Словно эти слова были не в моей памяти, а прозвучали прямо здесь, в комнате, на полную громкость.

Но когда я снова взглянула на Алексея — он уже смотрел на меня. Не на стены. Не на старую полку. А на меня.

И в его взгляде не было ни жалости, ни брезгливости, ни неловкости. Только что-то тёплое и спокойное.

Он протянул мне пакет с какими-то фруктами.

— Вот, я тут привез кое-что на десерт. Надеюсь понравится и у вас нет аллергии на клубнику.

Ответить я не успела. Скрипнула дверь.

Поля вылетела на порог босиком, в пижамных штанах с котиками и футболке, на которой красовался слегка облупившийся динозавр. На голове спадающая заколка, отчаянно цепляющаяся за прядь волос. В одной руке Поля держала расчёску, в другой — лохматую куклу с перекошенной причёской.

— Наконец-то! Дядя Леша! — воскликнула дочка.

Дочь радостно всплеснула руками и с сияющими глазами уставилась на Алексея, будто он был не просто гость, а персонаж из любимого мультфильма.

— Ты правда пришёл! — сказала она, почти подпрыгивая на месте.

Алексей слегка растерялся, но тут же улыбнулся — тот самый тёплый, чуть мягкий взгляд, который появляется у некоторых мужчин, когда перед ними ребёнок, от которого невозможно спрятать эмоции.

— Конечно пришёл, — сказал он, опускаясь на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. — Я ведь обещал. Спасибо, что пригласили меня. Мне очень приятно быть здесь.

— Хочешь, я тебе всё покажу? — не дожидаясь ответа, Полина уже взяла его за руку и потащила в комнату. — Вот тут моя кровать! А это — мой стол. Представляешь он раскладывается и становится больше! А ещё у меня есть куклы. Правда, одна без руки, но мама говорит, это не мешает ей быть красивой.

Я стояла в стороне и смотрела, как Алексей внимательно кивает, рассматривает её игрушки, снимает ей заколку, ловко помогая освободить волосы, запутавшиеся в ней.

Он не делал вид, что слушает — он слушал. Реагировал, задавал вопросы. Не из вежливости, а по-настоящему.

— Вот тут я сплю, — с гордостью сообщила Поля, указывая на аккуратно заправленную кровать. — А мама — там. Но иногда я к ней перебираюсь. Особенно если домовой за стенкой громко храпит.

Алексей рассмеялся:

— Понимаю. У меня тоже домовой храпит периодически, особенно когда в гости приезжает друг.

Поля хихикнула, довольная, что ее игру поддерживают.

А я наблюдала за ними: как Алексей смотрел на Полю, как она доверчиво держалась за его рукав — и в груди что-то тихо потеплело. Не вспыхнуло, не ударило током, а именно потеплело.

Может быть я и правда зря переживаю. Ну подумаешь коммуналка, это же временное решение.

_________________________________________________

Поля была в полном восторге. Скалка уверенно перекатывалась по столу, а её маленькие ручки прилагали к процессу столько старания, что она даже высунула кончик языка, сосредоточенно глядя на комок теста. Кудряшки, выбившиеся из-под косынки, прилипли к щеке, а на лбу и носу уже успели оставить белые отметины муки. Честно говоря, выглядела она как настоящий кулинарный гномик — взъерошенный, запылённый, но очень довольный собой.

Я заранее договорилась с соседкой, что займём кухню хотя бы на пару часов. Она, к счастью, планировала провести выходные за сериалом и отнеслась к нашей «пельменной вечеринке» без раздражения. Тесто я тоже приготовила заранее — замесила ещё утром, и оно дожидалось своего часа в холодильнике, послушное и податливое.

У Полины с его податливостью правда возникли сложности. Тесто никак не желало раскатываться в тонкий пласт. Но она не сдавалась. Подпирая скалку локтями, дыша в муку и фыркая, если что-то шло не так, она всё равно продолжала. Настойчивая, моя девочка.

Алексей между тем справлялся с задачей куда быстрее. Его движения были уверенными, точными — ни капли суеты. Я с удивлением наблюдала, как он за пару минут превращает кусочек теста в ровный круглый пласт, почти без усилий.

— В детстве с бабушкой таким занимался, — заметил он с лёгкой улыбкой, перехватив мой взгляд. — Думал, уже не вспомню, как это делается, но, оказывается, руки помнят.

Я усмехнулась, чуть покачала головой и молча протянула ему стакан — для вырезания кружочков.

Вот так. Мой начальник. Строгий, собранный, деловой на работе. А сейчас сидит на кухне в старенькой коммуналке, на подбородке пылинки муки, и с невозмутимым видом штампует заготовки для пельменей.

Удивительный человек. И с ребёнком ладит, и бизнес ведёт, и, похоже, не считает зазорным запачкать руки.

— Хорошо, что тётя Оля уговорила маму позвать тебя к нам! — весело заявила Поля, аккуратно выкладывая комочек фарша в середину вырезанного круглешка, который ей выдал Алексей. Себе же он забрал ее тесто чтобы раскатать до идеальной толщины.

Я только и успела, что втянуть воздух — вот уж выдала меня с потрохами, как есть. Щёки вспыхнули почти мгновенно, и хорошо, что у меня на лице была хоть мука и пудра — они немного спасали положение и моего румянца не было особо заметно. Наверное.

Алексей посмотрел в мою сторону с хитрым прищуром и, склонившись чуть ближе к Поле, заговорщически понизил голос:

— А что, мама не хотела меня приглашать?

— Хотела, — так же тихо ответила Поля, понизив голос до шёпота, будто мы играли в настоящих разведчиков. — Но сказала: «Наверняка у такого мужчины есть дела поважнее, чем лепить пельмени».

Вот и всё. Конец мне.

Я чуть не уронила кружку, что была в моих руках, а Алексей, чётко поймав мой взгляд, уже не скрывал улыбку. Он медленно повернулся обратно