class="title1">
Глава 41. Алексей
Видимо, чем ты старше, тем интереснее становятся романтические приключения.
Раньше всё было просто: понравилась — пригласил, поцеловал, ну и дальше по ситуации. Сейчас же отношения с женщиной могут подкинуть такие повороты, что начинаешь чувствовать себя персонажем артхаусной комедии с элементами социальной драмы.
От вас когда-нибудь сбегали сразу после поцелуя?
Ладно, фиг с ним — бывает. Эмоции, импульс, внезапная неловкость — кто мы такие, чтобы судить.
А вот так: сначала поцеловала, потом буквально испарилась, не сказав ни слова, а вечером прислала сообщение:
«Хочешь прийти завтра лепить пельмени со мной и дочкой?».
На самом деле сначала она написала, что скорее всего не сможет никуда со мной пойти в выходные. Но не успел я предположить, что где-то накосячил и она передумала, как Кудряшка прислала мне это приглашение.
Вот тут уже я завис. Потому как мозг, пока обрабатывал первую часть — поцелуй, исчезновение, отказ от свидания и не успел подготовиться к пельменям и детям.
Я, конечно, не то чтобы против пельменей. И против детей тоже ничего не имею. Просто… контраст.
Несколько часов назад — горячий момент, навевающий мысли 18+.
Завтра — фарш, тесто, мука.
Рассказал об этом Диману.
Он, как всегда, выдал классику:
— Слушай, если исключить из уравнения ее дочку, это был бы сценарий для порно. «Горячая мамочка приглашает к себе мужчину лепить пельмени…» — и сделал такое лицо, как будто уже обдумывает название фильма.
Я не придумал ничего умнее, как назвать его престарелым извращенцем, и срочно сменить тему. Пока он не записал этот бред в заметки и не начал предлагать себя в качестве режиссёра.
Но всё же… что-то в этом было.
Не в порно, нет.
А в том, что после всего этого мне не хотелось отказываться.
Я хотел прийти. Хотел лепить эти чёртовы пельмени. Хотел посмотреть, как Поля щурится, вороша ложкой фарш, и как Аня улыбается украдкой, следя за нами.
И вот это уже было гораздо более опасно, чем поцелуй. Потому что это было гораздо интимнее.
И вот, поздним субботним утром, которое для многих нормальных людей уже плавно перетекает в обед, я без особого успеха кружил вокруг видавшего виды дома в поисках хотя бы клочка асфальта, дабы оставить машину. Всё было занято. По уровню пыли на стёклах, такому что можно было писать послания потомкам, реально было предположить, что все местные автомобилисты начали стоять тут как корабли на приколе ещё с осени.
Аня заранее сбросила мне код от домофона — с припиской «если что, звони, дверь у нас капризная». Я всё равно на всякий случай написал, что подъехал,
Подъезд, как и дом, имел солидный опыт выживания. Видно, что коммунальщики периодически пытались делать косметический ремонт, но так… на отвали.
Стены были вроде как одного цвета, но каждый участок — сам по себе. Один потеплее, другой похолоднее. Третий, судя по тону, вообще из другой палитры, а четвёртый — из другой эпохи. Ад дизайнера-колориста.
Лифт меня встретил презрением. Он, видимо, в целом придерживался концепции "не сегодня", потому что на вызов не отреагировал вообще. Даже не пикнул.
— Ну, спортивная программа активирована, — пробормотал я себе под нос и пошёл вверх.
Каждый пролет нёс в себе отдельный запах: где-то пахло варёными макаронами и кошачьим кормом, где-то — коврами времён Брежнева, а на пятом, кажется, кто-то жёг благовония или… носки. Было трудно понять точно, но впечатление оставалось стойкое.
К шестому этажу дыхание уже стало чуть короче, а сердце — чуть громче. Ступеньки будто становились выше с каждым пролётом, но, честно говоря, это было даже к лучшему. Движение помогало выбросить из головы лишнее.
Я остановился у нужной двери, выдохнул, пригладил ладонью волосы и потянулся к звонку.
Впервые за долгое время чувствовал, что волнуюсь.
Я только потянулся к кнопке звонка, как дверь неожиданно распахнулась, и я едва не столкнулся лбом с высокой брюнеткой, которая на полном ходу вылетела из квартиры. Мы замерли — я, с поднятой рукой, она — с лёгко приоткрытым ртом и удивлённо распахнутыми голубыми глазами. Быстро осмотрела меня с ног до головы и обратно, будто в голове у неё был сканер с базой лиц.
— Ой, здравствуйте, — сказала она с лёгким придыханием. А потом, даже не дождавшись ответа, изящно пригнулась и проскользнула мимо меня, под моей всё ещё поднятой рукой. — И до свидания.
— Пока, Оль. До вечера, — донёсся изнутри квартиры знакомый голос Ани.
Она стояла в дверях, прижав ладонь к губам, но даже через пальцы не могла скрыть улыбку. Ольга тем временем спускалась по лестнице и, судя по тому, как жестикулировала в сторону Ани, пыталась что-то передать взглядом и мимикой. Но, заметив, что я на неё смотрю, резко убрала руки и сделала вид, что просто считает ступени. Мельком проскочила мысль, что кого-то она мне напоминает, однако быстро испарилась.
Я вернулся взглядом к Ане. Она смотрела на меня — и, честно говоря, в этом взгляде было больше света, чем во всей подъездной лампочке над нами.
— Привет, — сказал я, вдруг ощущая, что стою слишком прямо и дышу чуть реже, чем обычно.
— И тебе привет, — ответила она.
Мы на секунду зависли в дверях. Просто смотрели друг на друга, не торопясь нарушать момент. Было неловко… но как-то по-хорошему.
— Я... эм… слишком рано? — спросил я, наконец, чувствуя, как в груди рождается лёгкий нервный смешок.
— Чёрт, прости! Конечно же нет! — Аня спохватилась и отступила в сторону, жестом приглашая войти. — Проходи скорее.
Я улыбнулся и шагнул внутрь.
Глава 42. Анна
— Проходи, — сказала я своему гостю и указала на дверь нашей с дочкой комнаты. — Мы с Полей живем вон там.
Было ли мне неловко пригласить Алексея в гости в нашу… кхм… скромную обитель?
Нет.
Ну, почти нет.
Точнее — не было. До той самой секунды, пока он не переступил порог и не оказался в нашей крохотной прихожей, такой узкой, что будь нас тут трое, пришлось бы передвигаться по ней в шахматном порядке.
Он, как всегда с иголочки, в безупречно сидящих джинсах — тех, которые выглядят настолько «не массмаркет», что, кажется, стоят больше, чем вся наша мебель вместе взятая.
Пиджак — идеальный. Футболка — лаконичная, но такая, что одной фактурой ткани шепчет: «не с Вайлдберриз, детка».
И вот он стоит здесь. Между старым шкафом, у которого постоянно заедает дверь, и крючками для верхней одежды. И смотрит.
В ту