— Пойдёмте ко мне, — тронул меня за руку уже Марк. — Спокойно обсудим всё.

Неплохая идея. Заодно ужин приготовлю, Андрея позову. Что-то мне самой не очень-то хочется домой идти, с Олегом встречаться.

— Хорошо, — вздохнула я. — Спасибо.

В ответ — только пожатие. Ободряющее, успокаивающее, такое нужное мне сейчас. Марк не мелочится, не спрашивает, а просто что-то делает для меня, и оказывается, я в этом нуждаюсь.

Я та, что привыкла на себе везти весь семейный воз, всегда чем-то жертвовать, потому что всегда считала: так правильно, так надо. Я никогда не упрекала в этом мужа. Вот только он, как оказалось, нашёл к чему придраться, предъявил претензии, заставил меня колебаться и брать весь груз ответственности на себя.

А сейчас я вынуждена снова искать компромиссы, потому что он то изменил, то ускакал к своему Артуру Петровичу, то вернулся назад. Но ведь моя жизнь не гармошка, нельзя до бесконечности тянуть меха и наивно верить, что они никогда не порвутся.

Глава 38

— О, папа. Тётя Мила, — встретила нас в дверях Катя и с любопытством посмотрела на Фила.

— А это дядя Филипп, мой непутёвый брат, — представила я Фила.

— Мадмуазель, — шаркнул ножищей братец и склонился в три погибели, чтобы поцеловать Катюшке руку.

— Позвони Андрею, пусть спустится, — попросила я её.

— У нас очень важный разговор, — предупредил Марк, — поэтому посидите в твоей комнате, ладно?

Он хотел было повести нас в свой кабинет, но я только покачала головой.

— Лучше на кухне. Ужин заодно приготовлю. Дети голодные.

— Да! — обрадовался Филипп. — Очень голодные!

— А ты, великовозрастный балбес, мог бы дома поесть или у мамы, — осадила я его и получила умильную рожу с бровками домиком в ответ.

— Не будь такой жестокой, сестра! Ты лучше мне скажи, что этот предатель в вашей с Андрюхой квартире делает?

— Домой вернулся. Имеет право, — тяжело вздохнула я, без спроса роясь в Громовском холодильнике. — Сегодня мы с Марком у юриста были. В любом случае, хотим мы этого или не хотим, часть квартиры — Олега. Совместно нажитое, так сказать. И либо размен предстоит, либо мне нужно выплатить деньги за часть жилья или купить Олегу квартиру. Денег у меня нет, лишних квартир тоже. Поэтому обмен. А до того времени по закону он имеет полное право жить на положенных ему квадратных метрах. Как это будет, я не очень представляю.

Пока я говорила, Фил мрачнел на глазах.

— А что там любовь всей его жизни? Она ж вроде ребёнка ждала?

— Говорит, уже не ждёт, — разложила я продукты на столешнице и занялась готовкой.

Война войной — обед по расписанию. Ужин, точнее.

Марк задумчиво молчал, Фил дышал шумно и сердито, видимо, обдумывая мои слова.

— Вот что, — стукнул он кулаком по столу.

Я поморщилась и прикрикнула:

— Мебель не ломай! Веди себя прилично, а не как неандерталец неотёсанный.

— Слушаюсь, старшая сестра! — вытаращил он глаза. — Не извольте беспокоиться, я ж не совсем из дремучего леса. Простите меня, господин Марк… как вас там по батюшке?

— Клоун, — фыркнул Марк.

— Есть немного, — кивнул, соглашаясь, Филипп, — но только так можно пережить режим «старшая сестра». Веришь? Я её боюсь. Так что имей в виду.

Я кинула на брата уничтожающий взгляд, желая, чтобы он испарился, развалился на атомы и ни на что не намекал.

— Договорились, — настала очередь Громова согласно кивать. — Я это учту.

Они что, спелись?.. И снова подозрения вспыхнули со страшной силой, словно в тлеющие угли соломки подбросили.

— Мил, вот только не выдумывай сейчас ничего! — поднял руки вверх Филипп. — Это простая мужская солидарность. Он же на тебя неровно дышит. А я как бы хочу и тебе, и ему добра. Но учти, — это он уже Марку, и лицо у брата при этом суровеет на глазах, — обидишь сестру хоть взглядом, хоть жестом, я тебе не только нос сверну, а и башку оторву.

Неровно дышит?.. Это что сейчас такое происходит на моих глазах? Он что, сводником решил подработать?

— Филипп, — получилось зловеще.

— Ладно, ладно, сами разберётесь, — махнул рукой брат. — Я не об этом вообще-то поговорить хотел. У меня есть предложение, от которого сложно отказаться! — заявил он торжественно и победно сверкнул глазами.

Вообще Фил очень умный, но маска балбеса, помноженная на взрывной характер и любовь махать кулаками, делают его порой эдаким недалёким переростком. И всё это усугубляется стойким нежеланием жениться.

— Короче. Я придумал, как избавить тебя от присутствия этого козла в доме. Я ему свою квартиру отдам. Пусть только свалит.

— Нет, — не согласилась я, — это не выход. А ты куда? К родителям вернёшься? Да и вообще.

— А я поживу пока у подружки. Вы ж меня всем селом женить хотите? Ну, вот. Создам видимость, что почти согласился. И мама с папой будут рады, и подружка — на небесах от счастья.

— А потом? — прищурилась я, зная своего брата, как облупленного.

— А потом видно будет. Может, женюсь… — и что-то такое в его лице мелькает — сладкое и хищное, хитрое и мечтательное — что я на миг задумываюсь: а так ли он альтруистичен, как хочет показать? Или, может, у него есть свои, личные, скрытые мотивы сделать широкий жест? — Тебя, Мил, это вообще заботить не должно. Наша цель сейчас какая? Вытурить этого урода из квартиры. Ему нужно жильё? Ну, вот, пусть живёт, радуется. Угол предоставим. А дальше будет видно. Там суд, то, сё…

Я уже не так категорична в своих убеждениях. Села на качели сомнений. Может, это действительно выход на данный момент.

Естественно, я не собираюсь у брата квартиру отбирать. Временно. Как сдача жилья в наём. Тут важно, как он и говорит, сейчас избавиться от присутствия Олега в доме. Мне категорически не нравится, что он сейчас сидит, как оккупант. Ещё и в отпуске. Я на работе, сын со школы раньше приходит. И это напрягает. Я не могу быть уверена, что Олег не обидит его. Что они в какой-то момент не сцепятся и что мой сын не пострадает. Я же себе никогда не прощу, что не смогла защитить и обезопасить собственного ребёнка.

— Короче, о чём тут думать, Мила? — рвался «в бой» Филипп. — Пошли этого говнюка поганой метлой гнать! Я прям щас готов отдать ему жильё!

— Подожди. А вещи? Ну, и вообще…

— Ой, какие там вещи? Трусы-носки? — закатил глаза брат. — Нет уж. Я появлюсь перед Снежкой, как бомж, расскажу, как остался без ничего. И её ледяное сердце дрогнет, сжалится. Она