– Конечно! Спасибо, Хэлли-медвежонок. Сейчас отнесу ноутбук, чтобы вы могли вернуться к занятиям.

Когда я возвращаюсь в знакомую обстановку спальни Джиджи, она, кажется, справилась со своей недавней истерикой.

– Ну что? Тебе удалось переубедить ее?

Почему она так упорно настаивает на пирсинге своего тела, мне никогда не понять.

– Я над этим работаю, малая.

– Ты совершенно не умеешь врать, – заявляет она, закатывая глаза.

Когда я наконец закрываю ноутбук, завершив работу и проверку домашнего задания Джиджи, у меня такое чувство, что мои мозги плавятся. Генри по-прежнему утверждает, что ему нездоровится, но в то же время заявляет, что он проголодался, поэтому диктует мне длинный список того, что он хочет, когда я заказываю доставку еды на дом.

– Тебе нужны внимание, сочувствие и лекарство? – спрашивает Генри, поглядывая на меня из-под руки, которой прикрывает глаза.

Потирая уставшие глаза, я киваю.

– Да.

– Присоединяйся к нашей вечеринке жалости к себе, – говорит он, прижимая Джой к груди и отодвигаясь к краю, чтобы создать пространство между собой и подушками задней стенки дивана.

Я не могу грациозно лечь в оставленное для меня пространство, и, когда пытаюсь, Генри притягивает меня к себе, так что я наполовину лежу на диване, а наполовину – на нем. Я все время удивляюсь, когда такая близость стала для нас нормой, но боюсь, если спрошу его, это прекратится.

– А почему Джой участвует в вечеринке жалости? – спрашиваю я, протягивая руку, чтобы погладить ее по спине.

– Она – эмпат, – отвечает он.

– Да неужели? Все это время у меня жила кошка-эмпат, и я об этом не знала.

– Угу. То, что ты не знала, – еще одна причина, по которой она должна жить со мной, – бормочет он, кладя подбородок мне на макушку.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он быстро перебивает меня:

– Я не хочу слышать о сомнительной аллергии Робби.

– Почему она тебе так нравится? В смысле, я люблю ее, потому что она моя кошка, но почему она так нравится тебе?

– Время вопросов закончилось, – отвечает он, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.

– Пожалуйста, Генри. Еще один. Ты обещал мне второй раунд.

Мы втроем лежим на диване в тишине моего дома. Я начинаю думать, что, возможно, он игнорирует меня или заснул, но затем он прижимает Джой к груди и переворачивается на бок, так что мы оказываемся почти лицом к лицу.

Ей не нравится ее новое место между нами, и она убегает, устраиваясь на спинке дивана, оставляя нас вдвоем. Мы лежим, почти касаясь телами, мой нос на уровне его подбородка. Он смотрит вниз, а я поднимаю глаза, наблюдая за его ртом, когда он облизывает нижнюю губу языком.

– Потому что она милая, и мне нравится ее забавный характер. Я люблю, когда она ласкова, и мне нравится, что она позволяет мне обнимать ее столько, сколько я захочу. С ней я чувствую себя спокойно, и мне нравится, что я ей тоже нравлюсь.

– Она очень хорошая кошка, – шепчу я, потому что, учитывая, насколько близко мы лежим друг к другу, говорить громко кажется лишним.

– Да, – шепчет он в ответ.

В какой-то момент, когда мы начинаем дышать в унисон и наши взгляды встречаются, в голове возникает мысль, что, возможно, я не останусь прежней после нашей с Генри Тернером дружбы. Что, если он будет говорить обо мне так, как говорит о Джой, мое сердце не выдержит.

Но тут раздается звонок в дверь, сообщая, что нам принесли еду. И я вспоминаю, что, когда люди говорят обо мне, список комплиментов в любом случае слишком короткий.

Глава 17

Хэлли

Весь зал взрывается радостными возгласами, когда «Титаны» одерживают победу на последних десяти секундах.

Я уже много лет хожу на хоккейные матчи, но нет ничего лучше, чем увидеть такой результат, зная, какое облегчение испытает Генри. Аврора тоже прыгает от радости, и, честно говоря, можно подумать, что мы лично приложили руку к победе.

Генри сказал, что они выиграют, если я надену его подарок – хоккейный свитер с его именем. У меня такое чувство, что я вечно все сравниваю, но то, как мы отрывались сегодня с Авророй, сильно отличается от того, когда я сидела с другими подружками на играх Уилла.

Всю игру мы болтали – ладно, почти спорили о том, какой вид спорта лучше, – с ребятами, сидевшими рядом с нами. Моя семья увлекается американским футболом из-за Грейсона, семья Авроры, разумеется, помешана на ралли, а у парня, чье имя я так и не разобрала, есть брат, который играет в бейсбол. К счастью, нас объединил хоккей, и, как бы глупо это ни звучало, было весело общаться с новыми людьми и не переживать по этому поводу.

Когда мы поднимаем с пола наши стаканчики и хватаем сумочки, чтобы уйти, меня останавливает этот безымянный парень.

– Эй, можно взять у тебя номер телефона? Я бы хотел еще немного подискутировать по поводу футбола и бейсбола. Ты типа клевая.

Я так растеряна. Смотрю на Аврору, которая просто бросает на меня взгляд, говорящий: «Ну?»

– Ой, прости. Э-э, нет? Прости, это невежливо. Я просто… – Понятия не имею, к чему я клоню.

– Она сохнет по одному парню, – с улыбкой влезает Аврора, избавляя меня от этой конкретной головной боли, но обрекая на другую.

– Ясно, – отвечает он. – Рад был с вами познакомиться.

– Серьезно? – спрашиваю я, когда он удаляется на приличное расстояние.

Аврора пожимает плечами.

– Скажи мне, что хотела дать ему свой номер, и тогда я попрошу прощения.

– Твоя взяла, – хмыкаю я.

Как только добираюсь до своей машины, я достаю телефон, чтобы написать Генри.

В Мейпл-Хиллс есть женщины, которые многое отдали бы за то, чтобы Генри говорил о них так, как он говорит о моей кошке.

Быстро заскочив в продуктовый магазин, я заезжаю на парковку у дома Ками, и тут на экране телефона высвечивается имя Уилла. Я едва не въезжаю в один из кустов, растущих вдоль бетонной дорожки. После того как первый шок проходит, я спокойно отклоняю звонок, и это самый легкий отказ в моей жизни. Он, вероятно, тоже играл сегодня и, возможно, видел мою историю с игры. У меня нет ни малейшего желания спорить с кем-то, кто хочет поговорить со мной, потому что… приревновал? Я даже не знаю… звонит, чтобы попытаться вызвать у меня чувство вины за что-то.

К тому времени, как подхожу к входной двери Ками, я все