Марк уже ждал меня.

— Как дела? — спросил он, напряжённо вглядываясь мне в лицо.

— Сносно, — вздохнула, пытаясь, чтобы не слишком тяжело прозвучал мой сокрушённый вздох. — У меня есть несколько идей, но пока что они толком не оформились в уверенность. Мне нужно подумать ещё, как правильно поступить.

— Я могу чем-то помочь? — Марк не отрывал от меня взгляд.

Решившись, я кивнула:

— Мне нужен юрист. Хороший, въедливый, дотошный. Мне кажется, если мы решим имущественные проблемы, всё постепенно рассосётся. Как бы там ни было, Олег хоть так, хоть эдак претендует на часть причитающихся ему квадратных метров и прочего барахла.

— Будет юрист. Я позвоню.

От Марка исходила спокойная уверенность. Вопросов он больше не задавал, но взял меня за руку. Лёгкое пожатие пальцев — и мне уже не так плохо, как могло бы быть.

Я понимала: всё висит на волоске. В жизни я сталкивалась с трудностями, но никогда, наверное, они не требовали столько душевных сил, как сейчас. Но у меня было за что бороться, а поэтому рано опускать крылья и сдаваться.

В новый день я вступала с надеждой, что всё образуется, решится, пусть постепенно. Эти силы влило в меня простое пожатие крепкой мужской руки, и я позволила себе поверить в лучшее.

Реальность же оказалась намного суровее и прозаичнее.

Именно этот день Владислав Владимирович выбрал, чтобы начать полномасштабные действия по моему завоеванию.

Когда он приглашал меня к себе с отчётом, я ещё не подозревала, во что это выльется.

Во-первых, он придирался. К каждому слову, к каждой букве. Явно недовольства не выказывал, но всем видом дал понять, что он суровый босс, а я где-то накосячила. Где конкретно — я понять не могла. Но всё это очень смахивало на всемирно известную фразу из басни Крылова: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать…». А я не могла допустить, чтобы меня, как того ягнёнка, поволокли «в лес».

Во-вторых, подобной «экзекуции» я подверглась впервые. Возможно, до этого Владик был со мной мягок и не показывал себя во всей красе. Теперь я на собственной шкуре поняла, почему из его кабинета иногда выползают и нередко увольняются.

Нет, он не орал, не истерил, не приписывал несуществующие грехи. Ковырялся в том, что я ему предоставила. Но, видимо, при желании, можно любого разделать «под орех». И вот все свои скрытые от меня доселе таланты Владик продемонстрировал во всю ширь своей креативной души.

Я не сопротивлялась. В самом начале, наверное, в душе моей поднялась буря возмущения, но постепенно до меня дошло: босс тупо изводит, показывает, кто в доме хозяин. И я не провинилась, нет. Не сделала хуже свою работу. Ему нужно было отыграться за то, что я ему посмела отказать и не прочувствовала, как он был добр и терпелив ко мне. Но нынче те времена прошли, а поэтому возмущаться и плакать не стоит.

Я внимательно слушала, отвечала на вопросы, но не позволила себя зацепить и выйти из берегов. Разнос затянулся почти на два часа. После чего я вышла, выдохнула и написала заявление на расчёт.

Сразу относить не стала. Дала себе сутки на раздумье. К тому же, под горячую руку лучше сегодня начальству не попадаться. Мне и так хватило.

Я собиралась увольняться не потому, что меня против шерсти погладили. Будь это справедливо, я б это признала и не роптала. Но все придирки были нарочитыми, выеденного яйца не стоили, разве что одна незначительная оплошность Владиком была подмечена удачно. Он её больше всего муссировал.

Паршиво, что я так и не нашла работу. Не время сейчас уходить, конечно. Но когда такие решения были бы не болезненными? Мне нравилась моя работа и зарплата. Не нравились лишь претензии и ожидания босса.

С работы я уходила уставшая, опустошённая, выжатая досуха, с тяжёлыми мыслями в голове.

— Милана Сергеевна! — окликнул меня Владик уже почти на выходе. Поворачивалась я нехотя, скрипела, как несмазанная телега внутри, но внешне постаралась не выказать собственное нежелание с ним общаться. — Надеюсь, вы не обиделись?

К чему это всё? Неужели он думал, что, устроив мне разнос, я буду прыгать от радости, потому что он сейчас благосклонно улыбался?

— Нет, конечно, — ровно и без эмоций ответила я ему. И в этот момент у меня зазвонил телефон.

— Мила, я жду тебя, — вот кому я обрадовалась, так это Марку. Я вдруг поняла, что улыбаюсь.

— Скоро буду, — нажала на «отбой» и обернулась к боссу. — Простите, Владислав Владимирович, меня ждут.

Я ушла не оборачиваясь. Взгляд босса жёг спину, но я предпочла об этом не думать. Мне и без него хватает проблем и печалей.

Оказалось, проблемы появились не только у меня.

Марк ждал на парковке.

Он взял мои руки в ладони. У меня холодные, у него горячие. И улыбка на губах мягкая. Сам весь жёсткий, а улыбка еле заметная, но есть. И в глазах тоже что-то нежное, внимательное.

— Я знаю: ты на машине, но, может, в моей? А завтра я отвезу тебя на работу. Нам к юристу нужно, я договорился.

И от его заботы — тёплая щекотка в груди, что поднимается выше и доходит до глаз, где уже щипаются слёзы. Он помнил, не забыл. Это омывает меня, растворяя горечь сегодняшнего тяжёлого дня.

— Да, конечно, — киваю ему и сажусь в предупредительно распахнутую дверцу.

Мы уже выезжаем, когда я мельком замечаю перекошенное лицо Владика, что провожает нас ненавидящим взглядом.

Я вздыхаю, понимая, что завтра придётся всё же класть заявление об уходе на стол. Другого выхода не вижу.

Возможно, я бы могла удержаться, но терпеть ещё и на работе всяческие придирки и унижения — это чересчур.

Владика замечаю не только я. Марк тоже очень внимательный.

— Кто это? — спрашивает, а у самого на щеке дёргается мускул.

— Мой начальник, — тяжело вздыхаю я.

— Он к тебе пристаёт? — сурово сдвигаются брови.

— Напрямую — нет, но… Я бы не хотела об этом говорить, Марк.

Он чуть кивает согласно и больше не задаёт вопросов. Лицо его каменеет, становится очень жёстким. И уже мне становится интересно, о чём он думает и что решает в этот момент. Но говорит Марк, спустя долгую, томительную паузу совершенно о другом.

— Меня вызывали сегодня в полицию. Твой бывший муж и Клавдия Ильинична подали заявление. Ну, и ещё