с ножом, потом — нападавшего в живот. Тот отлетает в сторону, а я бегу к Стасу, корчащемуся от боли.
— Что с тобой? — наклоняюсь к товарищу. Тупо смотрю на кровь, вытекающую как из-под ладони… — Сейчас… Ты держись… Я сейчас… — пытаюсь уложить друга поудобнее. Стаскиваю с себя робу, кладу под голову и только повторяю. — Сейчас. Ты держись, слышишь?
И лишь в последний момент боковым зрением замечаю мелькнувшее перед глазами блестящее лезвие. На автомате откатываюсь в сторону. Бьюсь спиной о голый бетонный пол. Подскакиваю на ноги. Жму на тревожную кнопку, красным нарывом зияющую на серой стене. Ногой подсекаю убийцу.
— Ты попал, сука, — шепчу наваливаясь. Краем глаза отмечаю второго, жмущегося у двери подсобки.
— Бобров, отставить, — слышу над головой голос начальника отряда. Тяжело поднимаюсь на ноги. И только сейчас чувствую, как резко ноет плечо. Ругнувшись, зажимаю рану на предплечье. Тонкую и глубокую.
— Давайте Стаса сначала, — киваю на сокамерника.
— Ты в рубашке родился, — усмехается криво майор. — Вали уже в медпункт, Евгений Николаевич. А мы тут сами разберемся, — косится на надзирателей. Те лихо скручивают руки доморощенным киллерам. Кто-то вызывает медиков для Стаса.
— Иди уже, — легонько толкает меня начальник отряда. — Петров, проводи Боброва в больничку, пока он тут кровью не истек и нам весь пол заляпал. — И добавляет глухо. — Кому-то ты дорогу перешел, Катран? Видать, серьезный чел на тебя заказ оформил.
Кто? Смеешься, что ли, начальник! Да я понятия не имею! Нет у меня врагов, кто бы желал окончательного расчета. Нет.
Морщась, пожимаю плечами. Под конвоем бреду в больницу. Шатает меня из стороны в сторону. В глазах темнеет. Но я упрямо пру на своих двоих, только когда падаю на кушетку и закрываю глаза, подсознание подкидывает знакомый до боли образ.
Петька. Только ему выгодно, чтобы я не вышел…
И дело тут вовсе не в Соне. А в моих бабках, которыми Проскурин пять лет распоряжался как собственными, в заначке, о которой я ему сболтнул по дурости.
А роднуля моя — просто инструмент для достижения цели. Если с ней что-то случится, то и мне жить не захочется.
«Ладно, Бабай, пободаемся!» — морщусь, чувствуя, как в кожу впивается игла и обезбол теплой волной растекается по вене. — «Я за свое рвать буду. Не посмотрю, что ты мой зять».
Мать и сестра не в курсе, сто пудов. Это Петька у нас решил стать богатым и знаменитым. Насчет богатства не знаю, но клянусь, дело будет громкое. В каждом закутке узнают.
Глава 48
Больничка, — как санаторий. Перевязали, обезбол вкололи, накормили, отдельную палату предоставили. Со Стасом ситуация, конечно, не очень. Его в областную с мигалкой увезли. Но как сказал перепуганный Михайлов, жить будет.
И на том спасибо.
— Ты же понимаешь, Николаич, за всем не уследишь, — вздыхает он, заявившись на следующий день. — Но все что ни делается, к лучшему. Здесь тебя точно до конца отсидки никто не побеспокоит. Да и сидеть тебе всего ничего. Документы вернулись из главка. Все подписали, извинились. Я тоже приношу свои извинения. Проси что хочешь. Только в пределах разумного, конечно…
— Мне бы ноут с выходом в интернет, — нахально пользуюсь случаем. — Хоть киношку какую посмотрю. А то рука ноет, — киваю на перевязанное плечо.
— Не вопрос. Домашний принесу на время. Только ты это… Порнуху не смотри, а то меня жена потом заругает.
— Да не, — усмехаюсь криво. — Я больше по триллерам и экшену.
— Ну, тогда лады, — улыбается мне Михайлов. Устало трет шею, морщится и снова вздыхает как старый дед. — Ну ты прости, если что… До свадьбы заживет, — кивает на мое подбитое крыло.
— Проехали. Претензий к администрации не имею, — заявляю полушутя.
И мысленно усмехаюсь. Какой заживет до свадьбы? Я как выйду, сразу в ЗАГС попру. На мне, конечно, все как на собаке… Но не за неделю же!
Колпашет меня по полной от предвкушения. По касательной прошел, бл. ть.
«По самому краю. Но видимо, сберег меня боженька. И Соня, моя родная, как ангел-хранитель», — поднимаю глаза к потолку. И сам не понимаю, за что мне награда такая.
Получив в тот же день в аренду старенький допотопный ноут, вхожу по удаленному доступу на сервак компании.
— Игорь, — звоню Кольцову. — Все документы по проверке в облако закинь, — прошу настойчиво. — Вот прямо сейчас, все что есть. Хочу быть в курсе.
— Не вопрос, Катран, — соглашается тот и бросает порывисто. — Хорошо, что ты на связи в интернете.
— А что такое? — напрягаюсь я. Неужели опять что-то с Соней?!
— Да я понять не могу. Около детского сада движуха какая-то. Люди вроде бы не Бабая. Но его машина мелькнула. И самое что интересное, я тут в самоволку пошел. Установил ноги за Инной и Петькой. Так вот… Если наш Бабай тихо и мирно сидит в конторе, то твоя сестра встречалась час назад с нянечкой из детского сада. И сразу же с ее счета сотка ушла той же нянечке. Я, конечно, за благотворительность… Но что-то напрягся.
— Данные с камер видеонаблюдения есть? — тру башку. В висках стучат молотки, затылок ломит, будто по нему кирпичом съездили.
— Да, все есть.
— Тогда тоже скинь в облако. Но и без того все ясно. Я позвоню Соне. Ребенка вести в сад опасно.
— Отлично. Я тоже передам твои рекомендации Ксении.
«Что же это делается?» — пытаюсь дозвониться до Сони. Почему моя семья никак не угомонится? — «Наследства их лишить, что ли?» — проскакивает в голове шальная мысль. Сердце екает. Вот тут в самую точку.
Наследство! Когда я женюсь на Соне, очередность в наследовании резко поменяется. Соня встанет в один ряд с матерью как наследник первой очереди, а если я удочерю Дашку, то и она займет место рядом с моей женой. Маме, в случае моей гибели, вместо всего пирога достанется треть.
«А сестре и Бабаю только лапу сосать останется», — усмехаюсь, дозваниваясь.
— Да, Женя! Да! — с десятого раза откликается Соня. — Ты сегодня рано. Я не ждала.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, пытаясь сохранить невозмутимый вид.
— С Дашей воюем. Надо в сад собираться, а она на горшке сидит и вставать не хочет. Представляешь?
Нет, конечно. Я — взрослый матерый мужик. Горшки и кашки от меня далеко, в какой-то другой параллельной вселенной.
— Пусть сидит, Сонь, — улыбаюсь в трубку. — Сегодня никуда идти не надо. Ни ей, ни тебе. Лучше дома побыть. Что-то обстановка около садика нездоровая, — признаюсь нехотя.
Но с Соней иначе нельзя. Милая моя девочка твердо уверена, что